Молчащие псы

- Ваше превосходительство… лично я поступил бы с теми так же, как "Басёр"!

- Знайте, капитан, только между нами, что я тоже, но моя обязанность заключается в том, чтобы "Басёра" схватить. Каждый день задержки подвергает меня оскорблениям со стороны моих неприятелей. После той расправы я такого наслушался, что раз десять на день с ума сходил.

"Кровавая расправа", о которой они говорили, имела место после события, описанного в тогдашних газетах и в мемуарах некоего инфлянтца, как раз в это время путешествовавшего по Польше:

"Зимой 1766 года, как-то утром, у ворот Саксонского Дворца нашли полумертвой милую девочку лет четырнадцати. Волосы и одежда ее находились в крайнем беспорядке, голова разбита и синяки по всему телу. Ее занесли в один из соседних домов и делали все, чтобы она пришла в себя. От нее узнали, что с бала она отправилась с каким-то молодым шляхтичем к нему на квартиру, поддавшись его усиленным просьбам. Вообще-то, поначалу она не желала идти, поскольку раньше видела этого молодого человека с весьма грубо себя ведущими шестью или семью приятелями. Но когда те приятели исчезли, девушка позволила себя уговорить. К шляхтичу на квартиру поехали экипажем, но теперь, поскольку не знала Варшавы, ведь сюда прибыла пару дней назад, она не могла бы это место показать. Не прошло и пяти минут, как прибыли приятели молодого господина; их жесточайшее обхождение с нею лишило ее чувств, так что она никак не знала, каким образом очутилась в том месте, где ее обнаружили" (перевод мемуаров Юзефа Игнация Крашевского).

Через пару дней в постоялый двор на Уяздовском тракте вошло несколько человек. Первый, приличного роста мужчина с господским лицом, вытащил из-под плаща мушкетон, нацелил его в группу веселящейся молодежи за столом с вином и нажал на спусковой крючок. Лавки сделались пустыми и багряными как пол, на котором валялись изуродованные останки шести подстреленных пирующих. Один из них, единственный, кто еще жил, издал громкий стон, когда убийцы уже выходили. Тот, кто стрелял, дал знак дружку, тот вернулся, склонился над раненым и со словами: "Привет от "Басёра"!" перерезал тому горло ножом. Приведенная Фалуди девушка, которой показали изуродованные тела, узнала своих обидчиков.

Имре сочувствовал Фалуди, задание которого равнялось требованию схватить призрак, только у него было достаточно своих собственных хлопот, чтобы слишком долго думать о проблемах приятеля. Скандал с Краммером и Грабковским и, являющийся его последствием разговор с Белиньским не прибавляли ему веселья. Возвратившись в тюремные казармы, он коротко сказал Грабковскому:

- Все устроено, больше Краммер не станет к тебе цепляться.

- Благодарю вас, пан капитан, - заметил на это писарь, - можете на меня рассчитывать.

- В чем?

- Во всем.

- Так?... Ну тогда окажи мне услугу, пан Грабковский, и перестань нападать на отца Париса.

- Постараюсь, пан капитан, хотя это он нарывается на скандалы.

- Почему ты так не любишь священников?

- Потому что терпеть не могу фальшивых людей.

- Только ведь отец Парис не из таких!

- Все правильно, только он мне напоминает их, своей одеждой и своими разговорами. Клир – это самая подлая гадина в этой стране! Вроде как они и служат Богу, только всех их распирает ненасытная жажда превосходства над другими, им нужны дворцы, экипажи, продажные женщины, карты и кучи денег, выплачиваемых им простыми людьми. Но самым паршивым является то, что их тирания достает мира мыслей: приходится объясняться перед глупцами в тех вещах, в которых разум людской и так путается. Человеку грозит выслушивание поучений, необходимость получения благословений, он может быть засыпан упреками, наказаниями, его могут отлучить от церкви и даже сжечь на костре, словно неразумную овцу!

- Парис же находится как можно дальше от всего этого, он служит церкви…

- Ну да, той самой церкви, которая никогда не осудила рабства и не пыталась его отменить! Той самой церкви, по мнению которой счастья можно достичь только лишь на том свете, а на этом все должно оставаться без изменений! Достаточно проследить историю…

- Давайте оставим прослеживание истории, - перебил писаря Кишш, - меня интересует слежение за людьми. Пан Грабковский, скажи-ка мне откровенно, это ты следишь за Краммером для Белиньского?

Писарь застыл. Он открыл рот, но ничего не сказал. Затем закрыл его и ответил:

- Зачем мне было бы это делать? Ведь Краммер – это заместитель маршалка.

- Только не строй из себя дурачка, - поднял голос Имре. – Идет борьба не за сапоги, но за власть в этой стране!

- Возможно, пан капитан, только меня это не волнует. Я видел много видов власти на свете и знаю, что любая власть только разочаровывает.

- Не верю я, пан Грабковский, что вы всего лишь стоите в стороне.

- Потому что вы меня не знаете, пан капитан. Я всегда стою в стороне. Бои где-нибудь ведутся постоянно, вот только я не верю в их смысл, поскольку знание истории говорит мне, что, как правило, сражающиеся за идеалы от победы получают столько же, сколько женщины от любви: унижение и горечь разочарования. Так что я не вмешиваюсь.