– Я всегда считала, что такой жестокостью страдают подростки или же убийцы, – прошептала я, разглядывая ладонь. Ожог на руке напомнил черную метку. Уродливый шрам не позволит вырезать это из памяти. Меня клеймили. – Но ведь мы не дети уже и не маньяки. Что происходит с нами?
Опустив ресницы, Даяна хмыкнула.
– Если человек способен на жестокость, то возраст ему не помеха, – она запустила пальцы в шелковистые волосы. – Я ведь предупреждала тебя, Кира. Говорила, что Ян способен на ужасное, но ты меня не послушала. Я здесь с тобой только потому, что могла оказаться на твоём месте.
– О чём ты?
Даяна поёжилась и посмотрела мне в глаза.
– Клянись, что не расскажешь.
– Ты можешь мне доверять, – с недавнего времени я стала опасаться собственного обещания, но была уверена в его правдивости.
– Я сделала аборт от Румянцева, – как же нелегко ей далась эта правда. – Если он узнает об этом мне конец. Но, поверь, я не могла поступить иначе. Иметь ребёнка от человека, который превратился в чудовище – самокарание. Теперь это мой грех и плата за любовь.
«Плата за любовь» – как же знакомо мне это выражение. Всё, что сейчас происходит со мной – плата. За долгие годы счастья, за крепкие чувства, за любовь, которая осквернилась деньгами и изменой. Ложь, она технично влезла в наши с Русланом отношения и без видимых симптомов проела всё до дыр. Я предала Руслана, когда поцеловала Румянцева. Он подставил меня под секиры, когда попросил молчать. Мы самостоятельно разрушили то, что так долго выстраивали. Мы идиоты.
Но эксперимент случился, и порошок – не сахарная пудра, а значит, Терёхин причастен. Он подсыпал эту чёртову гадость в сок. Он виновен.
Мысли о Руслане навели на определённые вопросы:
– Так вы были вместе? Ты и Руслан? – спросила я, даже не попытавшись удивиться новости об аборте.
– Мы друзья, Кира. Запомни это, – отрезала Даяна, но раскусить её не составило большого труда. Руслан её нравился и по понятным причинам Даяна не спешила делиться со мной секретом.
– Мне нужно домой, – подскочила я, но девушка задержала меня за руку.
– Нет, ты останешься. Здесь тебя никто не потревожит. Тебе нужен отдых. Мне нужен отдых. Не заставляй меня беспокоиться. Хотя бы сегодня. Останься.
Вернувшись на кровать, я положила голову на хрупкое плечо Ди. Глаза защипало. Переносица заныла от боли, но сдержать слёз не получилось. Губы расползлись в противоречивой улыбке.
– Я всегда считала себя сильной. После смерти родителей я стала практически неуязвимой. Почему сейчас я ломаюсь? Почему?
Мы обнялись.
– Потому что любовь обезоруживает, – голос девушки дрожал. – Вооружает только ненависть. А ты не можешь ненавидеть, Кира, потому что любишь.
Я размышляла над этой фразой до самой ночи, пока не уснула.
Кого она имела ввиду?
Я покинула дом Даяны на следующий день, пока та отправилась за платьем к предстоящим праздникам. Кофта-балахон прикрывала мои колени и защищала от холода, одолженная Даяной обувь была более чем удобной, хоть и велика в размере. Мне было совестно покидать её дом без предупреждения, но больше всего мне не хотелось быть для неё обузой. Она помогла и я всегда отплачу её тем же. Как только смогу.
До общежития оставалось сотня метров, как на моём пути возник силуэт. Яркий закат предательски замаскировал личность прохожего. Только когда между нами осталось незначительное расстояние я распознала в нём Румянцева и, развернувшись на пятках пошагала в обратную сторону.