«Молчи» (СИ)

Чем ближе подхожу к двери, тем тише дышу. Толкаю рукой, не слыша скрипа, и заглядываю в помещение, где царит полумрак, несмотря на который я сразу же обнаруживаю «нарушителя». И внутри не рождается никакого удивления при виде спиной стоящего высокого парня в кофте, плечи которой намокли под дождем. Сглатываю, часто моргая, продолжаю смотреть на него, хмурясь, когда вновь слышу звон ключей. Он пытается взломать замок? С какой целью? Обычно хулиганам не нужна причина для содеяния, чего мне не понять. Зачем тратить на это время? Или для них так необходимо пополнить свой список беспризорности?

Вздыхаю тихо, отводя взгляд в сторону, чтобы избежать зрительного контакта:

— Чем занимаешься?

Парень замирает, прекращая попытки открыть дверь. Он с характерным для него спокойствием поворачивает голову, искоса взглянув на меня с особым… Нет, не раздражением. Я не смотрю ему в глаза, но ощущаю некое сердитое давление. Даже не злость. Мне сложно определить. Ясно одно — оказалась не в том месте, не в то время.

ОʼБрайен молчит. Не дает мне ответа, продолжая сверлить меня суровым взглядом, будто именно я являюсь в данной ситуации грубым нарушителем его спокойствия. И, если честно, невольно вспоминаю одну книгу по психологии для родителей. В ней говорилось о невиновности детей в том, какими они становятся. Проблема либо в воспитании, либо на это имеются свои индивидуальные причины. Твое отношение к другим формируется на основе восприятия целого мира. К тебе плохо относились? И ты будешь с подобным отношением обращаться к остальным. Я постоянно осуждаю тех, из-за кого у меня возникают проблемы. Тот же Фардж. Но в эту секунду отбрасываю самое человечное — понимание. Понимание того, что каждый живет со своими проблемами, и вполне возможно, что именно они делают его таким. Не мне осуждать таких, как ОʼБрайен или Фардж. Сама хороша…

На этой мысли решаю остановиться. Мне нужно в класс. Остается надеяться, что этот тип здесь не для того, чтобы тупо разнести все к черту. Он же не ребенок.

Разворачиваюсь обратно к двери, покидая гардероб, но перед этим все равно прошу. Я ведь староста:

— Сейчас тест по истории. Не задерживайся, а то оценку снизят, — не жду ответа с его стороны, быстро шагая по кабинету. Стоит ли вообще переживать об этом? Слишком много думаю о других. Моя голова должна быть забита мыслями, касающимися исключительно меня. Дверь учительской распахивается, и я торможу, резко опустив взгляд в пол, когда в помещение входит дежурный учитель. Помяни черта.

— Харпер, — он с таким удовольствием произносит мою фамилию, словно я для него, как вишенка на тортике из пойманных учеников.

— Доброе утро, — говорю, взглянув на наручные часы, дав понять, что я очень спешу, но мужчина не обращает внимания, продолжая утреннюю мозгодолбешку:

— В последнее время вы все чаще разочаровываете меня.

Я и не пытаюсь выглядеть в его глазах «особенной». Напридумывают себе, потом ходят, в каждом втором разочаровываются.

— Простите, я опаздываю, — говорю очевидное.

— Я знаю, — ожидаемый ответ. И молчание. Струна моего терпения натягивается.

Смотрю в стену, отвернув голову в сторону, и вздыхаю, решая дать мужчине высказать все, что он думает, но тишина не разрывается недовольством учителя. Напряженно сжимаю журнал в руках, борясь с желанием взглянуть на мужчину, чтобы понять, куда он так пристально смотрит. И не выдерживаю, резко метнув косой взгляд в сторону его лица. Всего секунда, но ее вполне достаточно, чтобы изучить черты лица: слишком пухлые губы, тонкий нос с крупными ноздрями, густые брови, кожа лица явно раньше была покрыта прыщами. Глаза. Мне не хватило сил взглянуть. Точнее, я практически создала зрительный контакт, но тут же отвела, поняв, что смотрит он на меня. на мое лицо, словно… Словно он замечает.

— Вы меня боитесь, Харпер? — с каким-то смешком интересуется мужчина, а я мысленно умоляю Всевышнего сделать учителя самым ненаблюдательным человеком сей планеты Земля, но по коже уже бегут мурашки, от которых волоски на руках становятся дыбом, когда мужчина добавляет. — Почему вы не смотрите мне в глаза?

Уверенность. Во мне должно быть больше внутреннего «огня». Поднимаю голову, сдерживая стучащие зубы, которые выдают мою несобранность. Холод. Но он поселяется в груди не благодаря унылой погоде. Сама мысль, что кто-то отмечает мои «странности», мне неприятна.

Я хочу оставаться незамеченной. Для всех. Но подобная ситуация требует крайних мер. Вынуждаю себя взглянуть ему в глаза, собрав всю свою моральную силу в установление зрительного контакта с человеком, легкая ухмылка которого бьет по лицу больнее, чем реальная пощечина. Мне никогда в голову не приходила мысль, с какой наглостью некоторые люди смотрят в глаза другим. Но с другой стороны, завидно.

Я так не смогу.

— Мистер… — невольно запинаюсь, с ужасом осознав, что не помню имени учителя, и стараюсь сохранить холодную уверенность в глазах, чтобы не проявить растерянность, но мой собеседник уже заливается притворным смехом, сложив руки на груди:

— Донтекю.