«Молчи» (СИ)

Машина скорой помощи уже паркуется у дома, крыльцо которого залито дождевой водой. Минуя грязные капли хмурого неба, медики спешат к двери, которую распахивает мужчина в футболке и спальных штанах. Он что-то кричит им, но врачам нельзя поддаваться панике, которая дозволена их клиентам. Мужчины в форме вбегают в коридор, несутся по указателю отца вверх по лестнице, не замечая девочку, которая провожает их взглядом, полным ужаса, что прикусывает зубами, сжимая губы. Пальчики рук подносит ко рту, боясь даже пискнуть. Отец просит её уйти в комнату, просит исчезнуть с глаз, лишь бы она не видела. Но ребенок уже видел. Он был первым, кто услышал крик, растворившийся в ночи. Она видела больше и теперь не знает, как поступить. Ей страшно. Она в панике, которую проявляет только в виде трясущегося бледного тела.

Распахнутая дверь впускает в дом шумную стихию. Сверкает молния. Гром оглушает — и фонарные столбы прекращают освещать улицу.

И девочку охватывает чувство, будто весь мир замер во мраке. Будто доказывая, что ей одной довелось увидеть это.

И потерянный ребенок не находит ничего лучше, кроме как молчать.

— Это ведь прекрасно! — восторгу нет предела. Мать довольно потирает мою спину, как бы напоминая об осанке и нахваливая, хотя в этом нет моей заслуги. — Вы договорились о встрече?

Я еле терплю боль в ногах, то и делая, что покачиваясь на каблуках. Мне хотелось проскочить мимо матери, но она застала меня в коридоре прямо перед тем, как я открывала дверь в свою комнату. Пришлось отвлечь её от расспросов о моем задержании новостью, касающуюся Причарда.

— Он позвонит, — говорю просто, вынимая ключ из замочной скважины, при этом закрывая дверь, чтобы мать случайно не попала внутрь.

— Даже так? Ничего себе, — женщина кокетливо хлопает меня по плечу, как бы намекая, к чему всё может прийти, но я воспринимаю это без особого энтузиазма:

— Я очень устала, мам, — в подтверждении слов зеваю, элегантно прикрывая ладонью рот. — Давай позже обсудим, — она сама не отстанет от меня.

— Хорошо, — мать довольно улыбается. — Отдыхай, — а сама спешит вперед по коридору, видимо, хочет рассказать «новость» отцу. Могу представить, как он воспримет это — никак. Он будет либо занят работой, поэтому не оторвет взгляда от экрана ноутбука, либо мать застанет его за чтением газеты или просмотром телевизора. Всё идет к одной реакции — к самому обычному поддакиванию и мычанию, которое женщина не воспримет, как незаинтересованность.

Закрываюсь в комнате, не включая свет, чтобы не разрушать атмосферу в помещении. Темно. За окном льет дождь. Бросаю сумку на пол, подходя к подоконнику, и сажусь на его край, пальцами слегка отодвинув плотную штору. Наблюдаю за молниями ещё минут пять. Молча. Тихо дыша. После перевожу взгляд на детскую кроватку, накрытую тканью.

От грома дрожит пол, от ветра шатаются фонарные столбы.

Я чувствую, как под сердцем при вздохе начинает пронизывать боль. Невралгия.

Поднимаюсь с подоконника, взяв зонт, что стоит у батареи, и шаркаю ногами, сбрасывая каблуки, к кроватке, шепча:

— Пойдем сегодня гулять, да?

***

Шумный, полный обыденной теплоты семейный вечер за столом на кухне. Отец уделяет внимание своему сыну, несмотря на сильную утомленность после трудного рабочего дня, а тот пока не понимает этого, поэтому вдоволь наслаждается его присутствием, бодро рассказывая о том, что происходило в школе. Озорной мальчишка. Мать в фартуке — настоящая домохозяйка — подает еду на стол, вспомнив о кружках, что остались в гостиной. Она с умилением наблюдает за сынишкой, который пытается проговорить скороговорку, и они с отцом смеются, подбадривая его. Даже плохая погода не может быть причиной усталости и уныния.

На человека куда сильнее влияют другие люди.

И сейчас это произошло с улыбающейся женщиной, которая вышла в коридор, застав своего старшего сына, набрасывающего на себя куртку. Женщина прикрывает дверь кухни, делая медленные, короткие шаги к нему, с беспокойством потирая ладони рук:

— Куда ты? Уже поздно, — подмечает. Парень бросает на неё взгляд, без интереса проговаривая:

— Дела, — он не находит важным отвечать, но оставлять тревогу в душе матери не желает. Думаю, даже понятия не имеет, что та уже заняла особое место в груди женщины с легкой сединой в волосах. Она набирается сил, борясь с желанием спросить о большем, но молча ждет, пока сын соберется и повернется к двери:

— Прошу, не ломай дров, — каждый вечер она просит одно и тоже. Она просит его скорее вернуться, остаться дома, прийти без новых ушибов и поберечь лицо от сломанного носа и разбитой губы. Но каждый раз сын не выполняет её просьбы. Именно поэтому матери остается только молча молиться, прося о вразумлении сына у Всевышнего. Он ведь рос нормальным мальчишкой, но лет с девяти стал сам не свой, и все попытки матери узнать, что же произошло, игнорирует, только и делая, что бросая нечто незначительное в ответ. Парень не знает, но женщина каждый вечер сидит, не засыпая до тех пор, пока не услышит, как хлопает входная дверь.