Молёное дитятко (сборник)

Николай Янович перебирал намеченные на сегодня встречи с учениками разных классов, от второго до пятого. Задания, которые они от него получили, он вспоминал не именами композиторов, не названиями пьес и этюдов, не номерами нотных страниц… он вспоминал их напрямую — музыкой. И учеников он помнил не по фамилиям, а больше по их ушам, розовым или бледным, оттопыренным или аккуратно прижатым, а также по косичкам, челкам и вихрам, маячившим над клавиатурой. И, конечно же, помнились ему разнообразнейшие кисти рук, и особенно пальцы, не попадавшие по черным клавишам, выбивавшиеся из ритма, разрывавшие музыку и замиравшие в испуге от…

Гус вдруг останавливается посреди Большой Никитской, пожимает плечами и говорит именно этим, вдруг им увиденным, испугавшимся и остановившимся кистям рук:

— Грабли!

Говорит вслух. Замечает это, обиженно глядит по сторонам, как бы ожидая сочувствия у мокрых домов и спин прохожих. Не дожидается и идет дальше… Да, он знает за собой кое-какие странности. И еще он практически уверен, что ученики зовут его Гусем. Так Николая Яновича (Коленьку) действительно дразнили. Наверное, и его отца Яна, и деда Станислава, и прадеда Сигизмунда тоже… Но уже давно никто его никак не дразнит. Он старый, скучный, строгий человек, ничуть не похожий на гуся. Скорее уж на небольшого облезлого дятла с твердым носом… Нет, и на него не похож. Сходству с дятлом мешают большие и широко поставленные глаза, светлые, повторяющие цвет неба в любую погоду… только не в безоблачную, не в солнечную. В глазах Гуса с юности стоял некоторый туман, голубая дымка, а теперь и вовсе — бесцветная облачность. Бывает (очень редко), когда он сердится и краснеет, облака в его глазах сгущаются в тучи. Но молния сверкает редко.

Есть все же один ученик, которого он знает не по ушам, а по фамилии. Ти-мо-хис… С самого начала эта фамилия произвела на Гуса странное впечатление. ТИМОХИС ИЗ ГУБАХИ — так этот новый мальчик был представлен ему впервые.

Прошлой осенью мальчика привела в класс завуч школы. Стоял ненастный, со снегом, октябрь, набор новых учеников давно миновал и тут вдруг… «Надо взять, — негромко и значительно произнесла завуч, склонившись над Гусом. — Извините, что прервала урок, мальчика еще предстоит оформить в интернат, а то ему спать сегодня будет негде… Уверяю, это уникальный случай…»

В классе стояло два рояля, за тем, что у окна, сидела смуглая кудрявая девочка-пятиклассница, очень хорошенькая, и рассматривала новенького. Который не обращал внимания ни на нее, ни на что вообще, стоял расхлябанный и безучастный.

— Слава, — окликнула мальчика завуч, — подойди. — Ученик сделал шаг в ее сторону. Она погладила его по голове и сказала с некоторым нажимом, подчеркнуто-значительно: — Вот, это наш Тимохис из Губахи.

Мальчик смотрел в окно. Там сыпал не по-осеннему уверенный, матерый снег. А в доме напротив, на единственном не застекленном балконе, под снежной канителью стояла пальма в кадке. Наполовину сухая или померзшая, только три густо-зеленых, как будто рваных листа торчали упрямо.

— Слава! — снова окликнула мальчика завуч. — Ты будешь жить в интернате, частном, очень хорошем, для одаренных мальчиков и девочек, учиться, как и у себя в Губахе, в третьем классе общеобразовательной школы. А у нас, в нашей замечательной музыкальной школе, пока что мы записали тебя во второй класс. Посмотрим на твои успехи. Вот твой педагог по фортепиано. Его зовут Николай Янович Гус.

— Гусь? — Тимохис живо повернулся к педагогу, лицо его на миг просветлело. Он Николая Яновича ясно увидел, то есть даже взял да и заглянул в него. Учитель выдержал.

— Моя фамилия Гус-с, — поправил он ученика, просвистев двукратное твердое С. — Впрочем, зачем тебе?.. зови меня просто по имени-отчеству.

Мальчик перевел взгляд на свободный рояль.

— Я сыграю, — внезапно сказал он. — Разрешаете?

— Нам пора в интернат… — начала было не разрешать завуч.

Но Тимохис, уже открывший крышку рояля, не оборачиваясь, сообщил:

— Я быстро…

И тут же он, едва присев на табурет, с ходу в невероятно бойком темпе сбацал на рояле «Танец маленьких лебедей». Как-то странно он это сделал, как деревянными палочками на ксилофоне. Сыграл не полностью. А типа «один куплет». После первого «пара-пара-рам», завершающего основную тему, Тимохис из Губахи приостановился, чтоб, не убирая рук с клавиш, сказать:

— А теперь — обратно…

И в том же несусветном темпе, словно опасаясь, что прервут, «прокрутил» «маленьких лебедей» задом наперед. Он остановился на первой ноте, как на последней.

В «обратном направлении» Чайковский прозвучал неузнаваемо и даже возмутительно. Но Гус каким-то образом и узнал, и понял — сыграно безукоризненно точно, с попаданием во все клавиши… Мальчик закрыл крышку, встал с табурета и снова уставил взгляд в снегопад, за окно, в направлении кадки с пальмой.