Молить о Шрамах (ЛП)

Мы не слишком далеко от Александрии, хотя из-за лесов, окружающих это место, и извилистой грунтовой дороги, по которой мы сюда добирались, кажется, что мы находимся на краю цивилизации. Джеремайя пропускает меня в огромный склад из металла и стали, вводит код, нажимает кнопку, которая активирует одну из гигантских гаражных дверей. Они с грохотом открываются, и я смотрю в бездну моего нового дома.

Я смотрю на Джеремайю.

Солнце взошло у него за спиной, отбрасывая ореол на его темные волосы. Он скрестил руки, а Николас выходит из своего черного внедорожника на обширной импровизированной парковке, сделанной из грязи.

— Что это? — спрашиваю я, переводя взгляд с Джеремайи на склад. — Твой новый отель?

Он закатывает глаза.

— Забавно, — он не выглядит забавным.

Николас подходит, на спине у него черный вещевой мешок.

— Бруклин будет здесь через десять минут, — говорит он Джеремайи.

Мои руки сжимаются в кулаки.

— Она приедет сюда? — спрашиваю я брата. — Ты действительно ей доверяешь?

Он ухмыляется, засовывает руки в карманы и качает головой.

— Конечно, я ей доверяю. Она моя.

Я игнорирую то, как сжимается мое сердце при этих словах. Я игнорирую волну тошноты, которая проходит через меня, когда я понимаю, что я чувствую.

Ревность.

Я прикусываю язык, задаваясь вопросом, уже не в первый раз, что, черт возьми, со мной не так. Я заставляю себя кивнуть, засунув руки в толстовку.

— Точно, — наконец говорю я, заглядывая в открытую дверь гаража. Я вижу цементный пол, диваны, перегородки, разделяющие огромное пространство на, как я предполагаю, разные комнаты. — Ну, мне понадобится одежда и…

Николас смеется.

— Опередил тебя.

Я вскидываю бровь, поворачиваясь к нему, его темные глаза смотрят на меня.

— Откуда ты знаешь, что мне нравится?

На этот раз смеется Джеремайя, разглядывая мою черную толстовку, джинсы и ботинки.

— Ты смешная, сестренка, — он проходит мимо меня, переплетая свою руку с моей, и мы направляемся в новую штаб-квартиру моего брата. И хотя мы находимся в глуши, я знаю, что Люциферу и его банде богатых придурков не понадобится много времени, чтобы найти это место. А когда они это сделают, бежать будет некуда.

Глава 17

В субботу утром я просыпаюсь от звука, с которым кто-то долбится в мою дверь. Я сажусь, протираю глаза и смотрю на дверь в другом конце комнаты. Она заперта, но кто бы ни был по ту сторону, похоже, он может снести эту чертову штуку, поэтому я сбрасываю простыни и спрыгиваю на деревянный пол, потягиваясь и направляясь к двери. Я отпираю ее и дергаю, уже злюсь, а солнце только взошло.

Глаза Маверика пробегают по моей груди. Я сплю в одних трусах, о чем он прекрасно знает.

— У тебя были гости? — спрашивает он, приподнимая бровь, пытаясь быть смешным. — Я думал, что после Санктума и Офелии, ты будешь хорошо…

— Что? — рычу я, прерывая его.

— Сид, — говорит он, и я вижу, как его маска сползает. Тот беспечный, тот, кто пытается быть похожим на Кейна — безразличным, но не является им.

Моя рука на двери напрягается, костяшки побелели.

— А что с ней? — я заставляю себя спросить, пока мое сердце колотится в груди.

Маверик проводит рукой по лицу и качает головой. На нем белая футболка, которая, я уверен, моя, и треники, которые, я знаю, мои. Но он уже трахал мою девушку — нет, напоминаю я себе, не мою девушку, — поэтому совместное использование одежды кажется мне наименьшим из того, к чему я должна испытывать чувство собственничества.

— Я нашел ее, — он снова смотрит вверх. — И его.

Я не двигаюсь ни на секунду. Я просто смотрю на него, впитывая то, что он только что сказал, и чувствую себя больным.

Я отпустил дверь и провел рукой по волосам.

— Где? — и затем, прежде чем я успеваю остановить себя. — И какого хрена ты ее ищешь?

Маверик смотрит вниз на свои носки, как будто ему действительно стыдно, но я знаю, что это не так, потому что в следующую секунду он поднимает голову и его глаза встречаются с моими.

— Ты не единственный, кто следит за ней, брат. Vita morteque fratres.

Братья в жизни и в смерти.

Маверик любит вести себя как полный придурок, но он изучал английский язык, был поэтом и любил латынь, что пригодилось ему на церемониях 6. Он никогда не показывает нам свое дерьмо, и его работа, как и моя, заключается в том, чтобы заботиться о 6 и Несвятых, но я точно знаю, что он хранит дневник в сейфе у себя дома.

Я просто закатываю глаза.

Услуга за услугу.

Он не единственный, кто знает свою латынь. Я знаю, что позже ему понадобится моя помощь. Возможно, чтобы вытащить Риа из этой неразберихи, в которую он ее втянул, рассказав ей слишком много.

— Она знает, что ты нашел ее?

Он вздыхает, игнорируя мой вопрос.

— Ты не можешь спасти ее, ясно? У тебя есть неделя до полнолуния, и если ты не доставишь ее своему отцу, нам всем конец, ясно? — он выдохнул. — Ты можешь делать с ним все, что хочешь, но пока ты не узнаешь, какого хрена она нужна твоему отцу, ты не сможешь ее спасти, — его глаза сузились. — Не пытайся снова.

Слишком поздно.