Молить о Шрамах (ЛП)

— Не бойся меня, Сид. Никто тебя больше не обидит, — его палец касается моих губ, и я чувствую, как он отстраняется. Он выдохнул. — Форги думали, что сделают из меня своего сына. Окрестят меня новым именем. Лазар не хотел меня, так что для него это было пустяком. Но они не смогли сломать меня. Они не смогли сделать из меня то, что хотели в этой клетке, — он смеется, и это звучит так странно в этой машине с закрытыми глазами. — Вместо этого я сломал их. Потом я присоединился к Несвятым, — его голос становится горьким, и он делает паузу, как будто слова неприятны на вкус на его языке. — Я заразил их. И когда Лазарь Маликов пообещал мне, что я могу выйти на свободу без последствий, я был достаточно глуп, чтобы поверить в это.

Я не открываю глаза. Я не хочу знать. Я не хочу это слышать.

— Поэтому, когда он сказал мне не закрывать глаза в Ночь Несвятых и взять девушку, которую Люцифер получил за Смерть Любовника, что ж, — смеется он, — для меня это звучало как игра.

Нет.

— Он дал мне наркотик. Инструкции. И все, что мне нужно было сделать, это доставить тебя ему, и я покончил с ними. Навсегда.

Мои глаза распахиваются, и он смотрит на меня.

— Но ты… ты не была случайной девушкой, которую я мог бы просто выбросить, — он прижимает костяшки пальцев ко рту. — Если бы ты была кем-то другим, Сид Рейн… — он качает головой, проводит рукой по волосам, затем кладет ее обратно на рычаг переключения передач. — Но ты не была другой. Ты была моей, — эта жуткая улыбка вернулась. — Ты всегда была моей. И я спас тебя той ночью, Сид, — он снова наклоняется ближе ко мне, глаза сузились до бледно-зеленых щелей. — Ты думала, что я испортил тебя, но я спас тебя тогда, — он хватает меня за запястье, не позволяя отстраниться. — И я спасу тебя сейчас.

— Но на алтаре, — наконец-то мне удается найти свой голос, хотя слова дрожат. — Ты был…

Он улыбается мне.

— У Лазаря Маликова два сына, Сид Рейн. И разница между нами в том, что Люцифер хотел спасти только тебя, — он качает головой, почти печально. — А я? Я тоже хотел владеть тобой. И это то, что нужно 6, — он фыркнул. — Поэтому я принял наркотики Лазара, я позволил ему издеваться надо мной, пока он рассказывал мне правду о нас. О том, как нас использовали. И я не сомневаюсь, что Лазар убил бы меня, выбрал бы Люцифера, даже сейчас. Но я мог снова поверить в его ложь. Лгать ради него, пока другой преданный ребенок из 6 добирался до Санктума, чтобы помочь нам. Бруклин.

Он облизывает губы, делая паузу. А потом: — Заходи внутрь, — говорит он, крепко сжимая мое запястье, и кивает головой в сторону склада. — Есть так много вещей, которые я хочу с тобой сделать.

Джеремайя прижимает меня к стене, его глаза пусты. В них нет ни гнева, ни горя, ни даже безумия. Только… пустота. Одна рука упирается в стену возле моей головы, но другая… у него нож, который он, должно быть, взял из машины, и я слышу щелчок лезвия, когда он открывает его.

Я вижу, что он уже весь в крови.

Он притащил меня сюда, мимо импровизированной кухни, коридора, который вел к нашим комнатам. В голове пронеслось воспоминание о том, как Бруклин бросила мне черную кожаную юбку, а мои босые ноги ступали по цементному полу. Он отвел меня в заднюю комнату, открытое пространство, которое выглядит так, будто оно прямо из порнофильма с пытками, и я не уверена, что это не так. Не сейчас, когда Джеремайя прижал меня к стене.

— Дай мне руку, — тихо говорит он. Его тон не холодный. Он не полон ярости или даже печали. Он просто ровный, уверенный. Спокойный.

— Джеремайя, — шепчу я. Я оглядываюсь на него, и мои ноги напрягаются при мысли о бегстве. — Ты не хочешь этого делать.

Что бы это ни было.

Он пугает меня больше, чем обычно, а это о чем-то говорит. И я пытаюсь сосредоточиться, думать о том, как выбраться отсюда живой. Чтобы не позволить воспоминаниям нахлынуть на меня. Преподобный Уилсон. Мэддокс Астор.

Позаботьтесь об этом.

Они обошли меня, как плохие люди платят хорошие деньги за маленькую девочку. Я была одной из их собственных, и они продавали меня, снова и снова. А я сопротивлялась, снова и снова, становясь для них проблемой.

Слова Лазара возвращаются ко мне: Жаль, что ты не могла позволить этому случиться. Тогда бы все закончилось. Тебя бы забыли. Отбросили бы в сторону.

Но я стала обузой, когда не позволил этому случиться. Когда я стала их худшим кошмаром. И Лазарь послал своего собственного сына передать меня ему, и Джеремайю тоже послал, на всякий случай.

Но это не сработало.

Позаботься об этом.

Мэддокс Астор. Мой собственный гребаный отец.

И темный ангел.

Мейхем Маверик Астор. Мой брат. Он не мог спасти меня, но, возможно, пытался. Может быть, он знал в детстве, что мы связаны. А может, и нет. Но я чувствовала его в любом случае.