– Какого черта? – шиплю я. – Они были мои. – Прежде чем мой приступ ярости успевает начаться, я уже стою у стены, с зажатым рукой ртом.
– Давай кое-что проясним, – зрачки копа Гавайи 5-0* прожигают меня, как лазеры, но его голос не громче шёпота. – Мне все равно, что тебе нужно. Я здесь, чтобы получить то, что нужно мне. А мне нужна еда, припасы, и чтобы ты заткнулась нахуй. – Он бросает взгляд на входную дверь, где спиной к нам сидит наш новый друг. – Если, конечно, ты не хочешь, чтобы тебя услышали дружки нашего приятеля. Я уверен, что они будут рады увидеть эту аппетитную попку, которую он только что сюда впустил.
Мои глаза расширяются, когда его ладонь исчезает с моего лица. Я должна быть огорчена, даже возмущена, но, когда смотрю на самую сварливую сволочь, которую когда-либо встречала – за исключением моего отца, разумеется, – косая улыбочка всплывает на моем лице.
Он только что назвал меня аппетитной?
Мой похититель не улыбается в ответ. Он просто качает головой, как бы говоря: «Эта сука сумасшедшая», а затем касается невидимых часов на своем оголенном запястье:
– Девятнадцать минут. Идем.
Моя улыбка испаряется.
Я подгоняю себя, чтобы не отстать от него, когда он направляется к центральному проходу. Чем глубже мы заходим в магазин, тем громче становятся голоса новых владельцев, и сильнее вонь гниющей еды. Конечно, продукты длительного хранения находятся в центральных проходах – именно ими, похоже, он и запасается. Протеиновые батончики, пакеты с фруктовым и овощным пюре, вяленая говядина, ассорти из сухофруктов.
– А как тебя зовут? – шепчу я, когда он наклоняется и тянет свою длинную руку к задней стенке полки, чтобы схватить последнюю банку тушеной говядины. Этот стеллаж уже разграблен.
Он смотрит на меня все с тем же безразличным выражением на лице. Затем выпрямляется и бросает банку в один из мешков, игнорируя мой вопрос.
– Ты не скажешь мне? – шепчу я, надувая губы.
Мистер Ворчун в ответ приподнимает одну бровь, затем отворачивается от меня и продолжает осматривать разграбленные проходы.
– Мне нужно как-то к тебе обращаться, – шепчу я, когда он читает информацию на пакете лапши рамэн, а затем кладет его обратно. – Если я угадаю, ты хотя бы кивнешь?
Его челюсти сжимаются, а глаза впиваются в мои.
– Если я скажу тебе, ты заткнешься нахрен? – Улавливаю едва слышное шипение.
Я улыбаюсь и киваю, показывая, как закрываю рот на замочек.
– Уэс.
Я открываю рот, чтобы ответить, но тут же захлопываю его снова, когда его брови взлетают вверх в безмолвном предупреждении.
– Извини, – говорю я, поднимая руки вверх, – буду вести себя тихо.
Я иду за ним к стеллажу с крупяными изделиями, где кукурузные хлопья и разноцветные засохшие маршмеллоу хрустят под нашими ногами, словно осенние листья, как бы легко мы не ступали. Когда приближаемся к концу прохода, хор раскатистого смеха врывается в помещение и разносится по залу.
Уэс толкает меня себе за спину и выглядывает из-за угла.
Повернувшись ко мне, он прикладывает палец к губам, а затем указывает им в направлении следующего прохода. Голоса, слишком громкие и шумные, чтобы принадлежать трезвым людям, удаляются от нас по коридору, покрытому чем-то звучащим, как битое стекло и липкая содовая.
Осторожно ступая, мы поворачиваем налево и на цыпочках идем по двенадцатому проходу. Здесь отдел инструментов.
Уэс останавливается перед витриной, и я смотрю на него, а мои мысли путешествуют в двух разных направлениях. Часть меня не может перестать думать о его имени – Уэс. Интересно, это сокращение от какого имени? Возможно, Уэсли. Или Уэссон, как тот здоровенный пистолет, который он носит. Или, может быть, это что-то необычное, как Уэстчестер, – пока другая часть задается вопросом, как, черт возьми, он собирается уместить что-то еще в эти сумки?
Острые углы выпирают со всех сторон, угрожая разрезать тонкий полиэтилен на лоскутки, однако Уэс продолжает снимать со стены предметы: фонарик, складной нож, упаковку зажигалок и консервный нож.
Затем он переводит взгляд на меня.
Внезапно я понимаю, как чувствуют себя фонарик и складной нож, упаковка зажигалок и открывалка. Они чувствуют себя хорошо, когда на них смотрят вот так. Будучи выбранными этим мужчиной. Но также испуганными. И взволнованными. Особенно, когда он начинает идти по направлению ко мне.
Я выдерживаю его пристальный взгляд, пока он приближается, и задерживаю дыхание, когда Уэс останавливается прямо передо мной... и раскрывает свои объятия.
Я не задаюсь вопросом. Не колеблюсь ни секунды. Делаю шаг вперед, обнимаю его за талию и прижимаюсь щекой к твердой поверхности большой грудной мышцы над его сердцем. Мое же сердце грохочет в груди, пока я жду его объятий, но мой похититель не обнимает меня в ответ. Вместо этого его руки оттягивают ворот моей мешковатой толстовки и бросают за шиворот товары в упаковке.
Мои щеки пылают от унижения, когда предметы скользят вниз по моей голой коже, один за другим.
Шлеп, шлеп, бряк, бряк.
Боже, я чувствую себя идиоткой!