Молитва о Рейн

Я так по ней скучала. Но когда встаю, земля начинает сотрясаться. Я хватаюсь за Уэса для устойчивости, когда трава вокруг нас высотой по колено выстреливает вверх. За считанные секунды она вырастает до высоты Уэса, запирая нас в клетку. Звук чего-то рвущегося привлекает мое внимание к нашему одеялу, которое разделяется посередине, и еще больше травинок вырывается из земли, разделяя нас, как прутья тюремной камеры.

— Нет! — кричу, хватая Уэса обеими руками. Я тяну его на свою сторону одеяла как раз перед тем, как последний травяной стержень вырывается из земли.

Тяжело дыша, я смотрю на его лицо, ожидая увидеть гнев или замешательство, или выражение сосредоточенной решимости, которое он напускает на себя, когда пытается скрыть свои чувства от меня, но там… ничего.

Его черты спокойны, как у восковой фигуры, а глаза смотрят сквозь меня, когда он открывает рот и говорит:

— Пора домой, Рейн.

Он медленно поднимает руку и указывает на что-то позади меня. Я оборачиваюсь и вижу, что сбоку от нашей травяной — в шесть футов высотой камеры открылась тропинка.

Облегченно выдыхаю и тяну все еще протянутую руку Уэса, но его ноги словно приросли к Земле.

— Ну же! — кричу я, снова дергая ее. — Я не оставлю тебя здесь!

— Все оставляют, — повторяет он свою мантру монотонным голосом.

Я чувствую себя так, словно нахожусь в стране Оз, а он — Страшило, знакомый и растерянный, бездумно отталкивает меня от себя.

— Реейнбооооу! — мамин голос звучит дальше.

Нам нужно идти.

— Давай! — я снова дергаю Уэса за протянутую руку на этот раз достаточно сильно, чтобы заставить его ноги двигаться.

Мы ступаем на узкую тропинку, и мне приходится тащить его за собой каждый шаг пока тропинка не расходится.

Дерьмо!

Я окидываю взглядом обе тропы, замечая, что каждая из них ведет к другой развилке.

— Подними меня, — говорю, вставая позади Уэса и кладя руки ему на плечи.

Он автоматически делает, как я просила, подставляя мне руку, как ступеньку для ног, чтобы взобраться ему на спину. Когда поднимаюсь и смотрю поверх травы, мой желудок сжимается. Поле Олд Мэн Крокерс превратилось в гигантский запутанный лабиринт. Я все еще вижу маму, стоящую на крыльце через дорогу, прикрывающую глаза от солнца и высматривающую меня в поле, но мне кажется, что она теперь в два раза дальше.

— Мама! — выкрикиваю я, размахивая руками над головой. — Мам! Мы Здесь!

Что-то привлекает ее внимание, но это не я. Земля снова содрогается, когда поворачиваюсь, чтобы проследить за направлением ее взгляда. Я с изумлением смотрю, как в центре поля вырастает зеленый стебель, толстый и высокий, как телефонный столб. Как только он достигает своей высоты — расцветает.

Я ожидаю, что меня ослепят бархатистые лепестки или пальмовые листья размером с водные горки, но вместо этого стебель раскрывается и выпускает единственное черно-красное знамя, которое разворачивается до самой земли.

Мое сердце опускается вместе с ним, приземляясь в кислотную ванну моего желудка без единого всплеска.

Из дрожащей земли вырастают еще три стебля. На них расцветают еще три зловещих знамени, на каждом — очередная фигура в капюшоне верхом на лошади.

И дата, написанная сверху крупным шрифтом.

— Уэс, какой сегодня день? — я плачу, уже зная ответ, но молюсь о чуде.

Его тело неподвижно, и он отвечает мне бесстрастным голосом:

— 23 апреля, конечно, а что?

— Давай! — кричу я, хватая его за плечо и указывая на свой дом. — Беги, Уэс! Беги! — Я смотрю, как моя мать отшатывается от дьявольских знамен, пятится назад в дом и недоверчиво качает головой. — Она собирается уйти, Уэс!

— Все уходят, — повторяет он снова, а его ноги приросли к месту.

— Заткнись! — кричу я, ударяя его так сильно, как могу и попадаю ему в голову сбоку. Мне кажется, что я ударила подушку, но, когда смотрю вниз, голова Уэса лежит на его плече, а солома торчит из огромной дыры сбоку в шее.

— Ох, Уэс, — всхлипываю я, пытаясь засунуть солому обратно. — Мне жаль. Мне очень жаль. — Я поднимаю его голову на место и крепко держу ее руками. Осознаю, что его некогда блестящие каштановые волосы превратились в ломкую солому, а кожа — в бежевую мешковину.

Земля снова содрогается.

Я боюсь смотреть, но все равно поворачиваю голову. Там, на краю поля стоят четыре черных коня — восемь футов в холке; из их раздувающихся ноздрей клубится дым; и их безликие всадники в плащах. Однако они, похоже, не преследуют нас, и на мгновение я позволяю себе надеяться, что, возможно, поле каким-то образом закрыто для них. Выдыхаю с облегчением, но мой следующий вздох превращается в крик, когда всадник вдалеке, справа от меня, опускает свой пылающий факел на траву.

— Беги! — слово вырывается из меня, когда я заставляю Уэса двигаться, толкая, пихая и пиная его наполненное соломой тело, но он просто стоит, как пустое пугало, уставившись на стену из травы.

Я слезаю с него и дергаю его за безжизненную руку. Дым и пламя поднимаются к небу позади него, а звук мотоцикла моей матери ревет позади меня.

— Она уезжает! Ты сгоришь! Пожалуйста, Уэс! Пожалуйста, пойдем со мной!