Молитвенники земли русской

Рассказ Владимира Александровича заставил меня заново перелистать страницы истории, задуматься и сопоставить; соотнести духовное и научное, вечное и случайное, доброе и жестокое, попущенное Господом для нашего вразумления, осознания и покаяния. Дивен Бог во святых Его. И страшны дела рук человеческих, творящих без Бога волю свою. Этими-то размышлениями я и хотел поделиться с читателем.

О былом

В 1298 году татары покорили это место под предводительством Ширинскаго Бехмета. В конце XIII века на горе между речками Сатисом и Саровкой был построен татарский город Сараклыч. Он назывался царственнейшим городом, занимал значительное пространство и был сильно укреплен. Девяносто лет сидели здесь татары. Наконец, теснимые местным населением, которое после Куликовской победы Димитрия Донского, уже не считало татар непобедимыми, они должны были удалиться за речку Мокшу, где постепенно рассеялись по разным селениям. Стольный город Сараклыч стал приходить в запустение.

В сказании о Сарове говорится так о превращении бывшего тут города в пустыню: «Лес великий, и древа, дубы и сосны, и прочия поросли, и в том лесу живущие многие зверие – медведи, рыси, лоси, лисицы, куницы; а по речкам Сатису и Сарову – бобры и выдры. И место то не знаемо бысть от человек, кроме бортников – мордвы». Триста лет ни одна душа не жила в этом месте.

В 1664 году пришел на место забытого древнего Сараклыча Пензенский инок Феодосии и, поставив келью на валу бывшего города, стал тут подвизаться. Не раз по ночам он видел небо как бы раскрывшимся; оттуда являлся свет, озарявший всю гору. Иногда сходил сверху огненный луч, иногда слышался громкий благовест многих колоколов. Все это утверждало Феодосия в мысли, что этому месту суждена великая будущность. Живший здесь после него инок Герасим был тоже свидетелем разных знамений. Стоя на молитве в праздник Благовещения, он услышал такой сильный звон, что гора, казалось, колебалась от него, и с тех пор этот звон слышался ему часто. «Мню, яко место сие свято», – говорил старец.

По уходе старца Герасима, лет десять или более место это было необитаемо, а местные крестьяне одни были свидетелями знамений, не прекращавшихся на Старом Городище. То при ясной погоде слышался там гром, то доносился колокольный трезвон.

Путь в никуда

В 1956 году я окончил Ленинградский политехнический институт и по направлению приехал в Москву для распределения на работу. Огромное здание на Большой Ордынке, прохожу через проходную, солдаты-охранники. Нахожу на третьем этаже нужный мне кабинет, стучусь. За столом какой-то дядя, который сразу же начинает меня расспрашивать: как, что, кто родители, почему поступил в политехнический, а не в другой, женат – не женат, когда собираюсь жениться. Вопросы какие-то не совсем понятные. Терпел я терпел, потом и говорю: «Вот вы все спрашиваете, я обо всем этом уже в Ленинграде говорил тем дядям, которые приезжали. А сейчас хочу добавить, что во время войны я был в оккупации». Он мне в ответ: «Ты тогда шкет был. Это ничего, не страшно, все нормально. В общем так – ты нам подходишь! Ничему не удивляйся, сейчас иди, пройдешь медицинскую комиссию. Проверят тебя по всей форме. Завтра придешь, и мы тебе КОЕ-ЧТО скажем!»

Прихожу на следующий день после комиссии к этому дяде опять. «Вот тебе бумага специальная, прочти и распишись!» Читаю. «Ни с кем ни о чем не говорить, что видел, что слышал – ничего не рассказывать, в рестораны не ходить, с иностранцами не встречаться… Подпишись». Подписался. «Теперь пойдешь на вокзал, подойдешь с этой бумажкой (выдал мне какую-то невзрачную бумажку) к кассе № 13, покажешь ее, и тебе выдадут билет. Не спрашивай куда. Билет будет до станции Берещино, но на этой станции не выходи. Оставайся в поезде, жди. Повезут дальше, куда надо».

Владимир Александрович Иванов

Сделал на вокзале все, как надо, еду в купейном (!) вагоне, присматриваюсь. Публика нормальная: мужчины, женщины, детишки даже по коридору бегают. Доехали мы до Арзамаса. Остановились, стоим. Уже вечер, ночь наступает, а мы все стоим. Но никто беспокойства не проявляет. Тут наш поезд начали толкать. Пригляделся, толкают совсем в другую сторону от Арзамаса – ничего не пойму. Пассажиры разговаривают, пьют чай, пряники кушают – все спокойны! Вышел в коридор, смотрю в окно. Мама дорогая! Только наши два вагона, да какой-то паровозик впереди! Так нас полночи толкали с места на место. Наконец поехали.