Молитвенники земли русской

Врач мне сказал: надо тебе уезжать, иначе умрешь. Направили меня в Москву на медицинскую комиссию, там признали неизлечимым и уволили из НКВД, присвоив инвалидность 3-ей группы. Уволили – и болезнь как рукой сняло. Было мне тогда 30 лет.

Война застала меня в селе Усть-Нем Устькуломского района, там я в школе математику преподавал и военруком был. Был уже женатым, с матушкой своей еще в пединституте познакомился. Сначала направили в Великий Устюг в офицерскую школу. Но плохо кормили, и отпросился я на фронт. Начал с Калининского фронта простым пехотинцем. Дошел до Латвии – там группировка около моря была. Немцы уже капитуляцию подписали, а мы все еще группировку эту добивали. Получил я Орден Отечественной войны за храбрость, еще одну награду и три ранения: пулю в ногу, пулю в челюсть и осколок под глаз.

Случай один всю душу мне перевернул. Помню, в июле месяце в Латвии, в составе полка вброд форсируем речку Юру. На той стороне – поле. Идем по нему, из ближнего леска немец огонь открыл. Упал связной, совсем мало нас осталось. Что делать, все тут в чистом поле погибнем. Лег под мертвого связного, поглядываю. Тут наша дивизия подошла, немца победили. Один офицер погоны с себя сорвал, бросил – а я видел, что он до последнего момента отстреливался. Я так разозлился, развернул его, чтобы лица не видать, и выстрелил. Вот какой грех вышел, и по сей день он на мне… А от полка остались командир, я и еще несколько человек. Комполка мне медаль за отвагу повесил. Выстрел же этот мне всю душу перевернул. Тогда-то я и решил себя серьезно Богу посвятить.

Однажды в госпитале было явление, пришел ко мне старик – такой же, как я сейчас, весь седой. Говорит: «Ты боишься? Не бойся, тебя не убьют, вернешься домой. И Егор вернется, а Степан (младший из братьев) погибнет». Так все потом в точности и случилось. И Бог меня берег. Помню во время боя такой случай удивительный был: перестрелка затихла, прислонился я к березе, и голос будто говорит: «Уходи из этого места». Отошел я, другой туда встал – снаряд прилетел, и ногу ему оторвало.

С войны я вернулся обратно в школу, потом переехал в Сыктывкар, работал на пристани, старшим экономистом планового отдела Речного пароходства. Церковь тогда была одна на всю республику – в местечке Кочпон, в пригороде Сыктывкара. Как-то вызывает меня начальство и уведомляет: решено тебя послать в дальний район, где нет церкви, чтобы ты в церковь больше не ходил.

Как мне без церкви жить? Пришлось уволиться по собственному желанию.

В Кочпоне служил в то время иерей Владимир Жохов, удивительный человек. Были с ним случаи прозорливости. Я и сам замечал: хочешь что-нибудь сказать – а он наперед скажет, ответит на вопрос, который еще только на уме. Я сказал ему: «Хочу священником стать». Он посмотрел на меня и коротко так говорит: «Возьмите тетрадку, карандаш и в алтарь идите. Записывайте все, что увидите». И вот с начала Великого поста до окончания Петрова поста ходил я в храм с тетрадкой, как какой-нибудь школьник. В то же лето в Архангельске архиепископ Никандр по рекомендации о. Владимира Жохова рукоположил меня в диаконы, а через три дня во священники.

В июне 1958 года определили меня на только что открытый приход в Айкино. Уже там богослужения я стал частично вести на коми языке. Народ очень радовался этому. Потом служил в Ухте в Стефановском храме. К тому времени открылась Ибская церковь, и всего в Коми действовало четыре храма.

28 июля 1960 года мы, священники и прихожане, праздновали день Ангела нашего благочинного Жохова. В Кочпонской церкви в тот день служили соборно, после литургии я сказал проповедь. Народу она понравилась, а уполномоченному по делам религии Рочеву – нет. Особенно рассердило его, что я хвалил о. Владимира. И вот он, Рочев, вызывает меня к себе и дает 15 вопросов, на которые я должен ответить. А вопросы все обвинительные, направленные против Жохова. Я отказался. Тогда уполномоченный взял у меня регистрационное свидетельство. Через два часа примчался ко мне на помощь секретарь епархии о. Иоанн Лапко, который нынче благочинный в Коми. Спрашивает меня: «Регистрация при себе?» – «Нет, – отвечаю, – отдал». – «Что же ты наделал! Регистрацию они только через суд могут забрать». Так я лишился прихода.

А семью кормить надо – и поступил я в Ухтинскую сторожевую охрану, на другую работу не принимали. Меня, из уважения к священническому сану, бригадиром поставили, а потом старшим инспектором по кадрам. Проработал я два года. Когда в Сыктывкаре узнали, что отдел кадров охраны возглавляет непартийный человек, да к тому же священник, то поднялся превеликий скандал. И решил я отправиться подальше, где меня власти не знают, чтобы опять священником служить. Погрузился всем семейством на поезд – и в Казахстан.