Молитвенники земли русской

– Ты, иерей, что там такое задумал? Приход бросать? А? Ты знаешь, Кто иереев-то ставит? А ты бросать?! Храм, вишь, у него стар, заваливаться стал! А ты строй новый, да большой каменный, да теплый, да полы в нем чтоб были деревянные: больных привозить будут, так им чтоб тепло было. Ступай, иерей, домой, ступай, да дурь-то из головы выкинь!.. Помни: храм-то, храм-то, строй, как я тебе сказываю. Ступай, иерей, Бог тебя благословит!

А на мне никакого и знака-то иерейского не было, я слова не мог вымолвить.

Пошел я домой тут же. Иду, да думаю: что же это такое? Мне строить каменный храм? С голоду дома чуть не умираешь, а тут храм строить! Ловко утешает, нечего сказать!

Пришел домой; кое-как отделался от вопросов жены… Ну, что ей было говорить? Сказал только, что не благословил старец просить перевода. Что у меня тогда в душе происходило, кажется, и не передашь!.. Напала на меня тоска неотвязная. Молиться хочу – молитва на ум нейдет. С людьми, с женой даже не разговариваю. Задумываться стал.

И стал я слышать и ночью, и днем – больше ночью – какие-то страшные голоса: "Уходи, – говорят, – скорей! Ты один, а нас много! Где тебе с нами бороться! Мы тебя совсем со свету сживем!" – Галлюцинация, должно быть…

Только дошло до того, что не только во мне молитвы не стало, – мысли богохульные стали лезть в голову; а придет ночь – сна нет, и какая-то сила прямо с постели стала сбрасывать меня на пол, да не во сне, а прямо въявь: так-таки поднимет и швырнет с постели на пол. А голоса то все страшнее, все грознее, все настойчивей: "Ступай, ступай вон от нас!"

Я в ужасе, едва не мешаясь рассудком от перенесенных страхов, опять кинулся к отцу Амвросию.

Отец Амвросий, как увидал меня, да прямо, ничего у меня не расспрашивая, и говорит мне:

– Ну, чего испугался иерей? Он один, а вас двое!

– Как же это так, – говорю, – батюшка?

– Христос Бог, да ты – вот и выходит двое! а враг-то – он один… Ступай, – говорит, – домой, ничего вперед не бойся; да храм-то, храм-то большой каменный, да чтоб теплый, не забудь строить! Бог тебя благословит!

С тем я и ушел.

Прихожу домой; с сердца точно гора свалилась. И отпали от меня все страхования. Стал я тут и Богу молиться. Поставишь себе в церкви аналойчик за левым клиросом перед иконой Царицы Небесной, затеплишь лампа-дочку, зажжешь свечку, да и начнешь в одиночку, в пустом храме канон Ей читать, что теперь читаю. Кое-что из других молитв стал добавлять.

Смотрю: так через недельку, другую – один пришел в церковь, стал себе в уголку, да со мной Богу вместе молится; там – другой, третий, а тут уже и вся церковь полна стала набираться. А как помер батюшка отец Амвросий, народ его весь начал к Чекряку прибиваться: советов от меня, да утешений ищут: без отца Амвросия-то жутко стало жить на своей вольной волюшке. Трудно человеку в наше время – без руководителя! Ну да, я – какой руководитель! Вот был руководитель и утешитель – это отец Амвросий! Тот и впрямь был всяких недугов душевных и телесных врачеватель!.. Впрочем, по вере ищущаго. Господь, по обетованию Своему, не отказывает человеку в его прошении во благо и через недостойных пастырей. "Его бо есть и миловати нас и спасати, Ему и слава, и благодарение во веки веков. Аминь"».

Быстро распространилась слава о подвижнической жизни и обильных добродетелях верного пастыря. Народ во множестве стекался в Спас-Чекряк, желая узреть дивное житие исповедника веры, получить от него благословение, услышать слово назидания. Он изрекал наставления, преподавал советы с равной любовью ко всем, без лицеприятия, благодетельствуя и малым, и великим. Всех принимал с радостью, как родных. Народ благоговейно внимал его словам, воздавая благодарение Владыке Человеколюбцу за то, что Он послал им такого молитвенника и заступника. Семя его благого слова глубоко западало в душу. Своими дивными научениями благой отец побуждал людей открыто исповедовать свои грехи, раскаиваться в них со слезами на глазах. Люди, чувствуя любящее сердце батюшки, с особым настроем приступали к исповеди. Как трогательно он научал возненавидеть грех и полюбить добродетель! Какие слова он находил для того, чтобы призвать к исполнению заповедей Христа, Который пролил Свою кровь за грешников! Его доброе слово так ярко напоминало о часе смертном, что человек не мог не проникнуться упованием на вечное блаженство и страхом о вечной погибели нераскаянным грешникам.