И в будни каждый день служит отец Георгий. И не как-нибудь служит, а от девяти до часу (молебен); после молебна, тут же, не выходя из церкви, он иногда часов до семи вечера дает свои советы. Час отдыхает и принимает к себе. Двери дома священника всегда открыты для всех. Кроме того, требы, всевозможные новые замыслы, постройки. Труд – немыслимый без особой веры в свое призвание. И лицо, и фигура отца Георгия соответствуют его кипучей деятельности. Лицо его – сильное, почти грозное.
И в церкви такая же простота и отсутствие всяких традиционных благолепных приемов. У отца Егора в будни нет помощников. Сам он подметает сор на полу, сам он наливает масло в лампады, ставит свечи, зажигает, и так еще до службы он привыкает к толпе, и толпа к нему привыкает.
«Молитвенный дар», о котором все говорят, у отца Георгия состоит в том, что слова Священного Писания, непонятные народу у других, здесь совершенно становятся ясными.
– Молитва терпкая, – говорит отец Георгий перед иконой Божией Матери. – Стена неколебимая… – И только занесет руку, чтобы перекреститься, – все уж в церкви, как один человек, крестятся. Склонит голову – все склоняют. Он подходит к каждому в церкви ("Никого не пропустит, никого два раза не помажет!" – удивляются потом) и каждого спрашивает, как его звать. Так обойдет он во время службы много раз; то, чтобы помазать, то с Евангелием, то с крестом. И так с ходом службы все больше и больше сживается народ со священником.
Странное и жуткое чувство охватывает, когда стоишь в толпе, верящей, что человек, который сейчас подойдет к молящимся, – не простой человек, а наделенный сверхъестественной силой знать судьбу каждого в прошлом, в настоящем и будущем. Кажется, если бы на одну секунду поверить в это целиком, как верят все присутствующие в храме, так ужас такой охватил бы, что и убежал бы поскорее… И такая разница в психике! Все простые люди, как ни в чем не бывало, смиренно склоняют свои головы перед существом, знающим не только судьбу людей, но и животных, коров, лошадей, кур и всего, чем владеет крестьянин. Окончив молебен, отец Георгий уходит в алтарь и возвращается со святым копнем в руке и еще каким-то медным сосудом. Вот теперь-то и начинается самое главное, из-за чего и собралась вся эта толпа: советы отца Георгия.
Толпа теснится к амвону, где против открытых царских врат стоит священник. Уже протянулась чья-то рука с бутылкой воды.
– Для чего водица? – спрашивает, сливая воду со святого копия в медный сосуд, священник.
Робкие, невнятные слова верующей женщины и благословение:
"Во имя Отца, Сына и Святаго духа. В час добрый!"
Доходит очередь до знакомой мне женщины в сарафане с красными цветами.
– Для чего водица?
– Муж гоняется – убить хочет.
– А ты поосторожнее, прячься…
– Батюшка, не за себя, за ребенка боюсь. Я уйти от него собираюсь, бросить его.
– В час добрый, – не колеблясь, говорит отец Георгий. Женщина стоит пораженная, кажется, думает: "Как же так скоро судьба решилась", – и будто не верит ушам.
– В час добрый, – настойчиво повторяет священник. И видно по всему, что уж не первый раз он дает такой совет, что уж по долгому опыту у него составилось общее решение, и правда этого случая дошла до него теперь мгновенно, быть может, от какого-нибудь ему только слышного движения голоса этой женщины.
– В час добрый, – говорит он ей в третий раз и благословляет.
Подходит девушка – невеста, шепчет что-то свое…
– А сколько у него коров? Лошадь есть? Хорошая лошадь? А отец? Да ты его не знаешь. Узнай! Подожди. Узнай!
– Батюшка, корова скидывает.
– Вот тебе свечка.
– Курица…
– Покури ладаном.
Сотни пустяковых вопросов, и всегда неизменно ласковый ответ. Кто-то не решается на операцию, не верит докторам. Он говорит, что операция – легкая и докторам нужно верить. Бледная женщина подошла сзади, как евангельская кровоточивая, держится за край одежды. Он ей шепотом дает совет. По всему видно, что отец Георгий – не только умный человек и верующий, а и читает, следит за результатами науки.
Наконец, и женщина в сарафане с черными цветами добилась своего: спрашивает о своем земельном вопросе, – переходить ли ей с сыновьями на отруба.
Можно, конечно, вперед сказать, что отцу Георгию, как и всякому сельскому священнику, не очень-то хотелось бы посылать семьи на отруба. И он без удовольствия отвечает женщине:
– Ведь это – не своя воля. Сыновья хотят? Сыновья.
– Это – не своя воля… Этого правительство хочет. Ну, что же… в час добрый!
Женщина чутьем угадывает неполноту ответа.
– Батюшка, – говорит она, – в нашем участке будет тридцать десятин.
– Ну, вот, чего же тебе… Прекрасно можно жить! В час добрый! – Старуха теперь отходит, довольная, к другим, получившим советы и отдыхающим в церковных углах.