Молли имеет право

— Ох, беда с вами, — сказала мама. — Надеюсь, в будущем вы обе будете внимательнее. А теперь идите переоденьтесь и выпейте чаю.

Пока мы с Филлис поднимались наверх, я сказала:

— Спасибо, Фил.

— Ты это заслужила. Но, — добавила она суровым тоном, — больше я тебя на митинг не возьму.

— Ну Филлис! — взмолилась я.

— Пойми, это чудесно, что ты помогаешь нашему делу. Но, если ввяжешься в то, чего мама с папой не одобрят, я за тебя отдуваться не буду. Так что, пока не подрастёшь, придётся поддерживать нас только мысленно. Хотя я надеюсь, что к тому времени у нас уже будет право голоса.

— Ну ещё разок!

Но Филлис молча ушла к себе в комнату. Впрочем, держу пари, я заставлю её передумать. Как сказала Нора, я могу быть очень убедительной.

Однако времени на раздумья у меня оказалось не слишком много, поскольку на следующий день после мессы нам пришлось нанести еженедельный визит тёте Джозефине.

— Похоже, с утра шёл дождь, — сказала мама, пока мы тащились по бесконечно длинной дороге, ведущей к дому тёти Джозефины. — Какая удача, что он уже кончился.

Я вовсе не считала удачей необходимость битый час сидеть в душной гостиной тёти Джозефины, выслушивая её жалобы на слуг. Их у неё двое, хотя живёт она одна: сын в армии, а муж, дядя Джерард, несколько лет назад умер. Он был куда лучше тёти Джозефины, хотя тоже довольно скучный. В общем, сейчас у тёти Джозефины есть кухарка и горничная, а для чёрной работы ещё и подёнщица, приходящая два раза в неделю, — это в два с лишним раза больше прислуги, чем у нас, а нас как-никак шестеро. При этом у тёти Джозефины нет даже собаки или кошки.

— Не знаю, за что я плачу этой девчонке, — ворчала она. — Спускаюсь на днях на кухню, а она спит себе, уронив голову на кухонный стол, хотя должна бы полировать серебро.

«Эта девчонка», между прочим, — мамина ровесница, а если она и уснула, то лишь потому, что тётя Джозефина заставляет прислугу вставать в половине пятого и разжигать все камины, чтобы к её пробуждению дом «должным образом прогрелся». Камины у неё в каждой комнате и горят практически круглый год, поскольку она утверждает, что ей зябко. Кроме того, прислуге не разрешается ложиться, пока тётя Джозефина не уснёт, а у неё бессонница, так что им приходится сидеть допоздна и греть ей молоко. Ужасная тиранша.

— Мне кажется, ты совсем её загоняла, — сказала мама. Что, разумеется, совершенно не понравилось тёте Джозефине.

— Из того, что я не позволяю им сесть мне на шею, ещё не вытекает, что я их загоняла, — ледяным тоном заявила она. — А ты свою разбаловала.

— Мэгги — прекрасная служанка, — твёрдо ответила мама.

— О, поверь, она ещё устроит тебе весёлую жизнь, — мерзко хохотнула тётя Джозефина. — Уж и не знаю, о чём ты только думаешь, позволяя ей принимать посетителей у тебя на кухне. А там, глядишь, и воздыхатели пойдут, помяни моё слово.

— Мэгги безупречно воспитана, — сказала мама, поднимаясь из-за стола. — А теперь, Джозефина, думаю, нам пора откланяться, — и она взглянула на папу, продремавшего всю эту перепалку над газетой. — Пойдём, Роберт.

Направляясь домой, мама чуть ли не пританцовывала — так она была рада избавиться наконец от тёти Джозефины.

— Не устроить ли нам сегодня пиратский чай? — предложила она.

И хотя мы с Гарри уже слишком стары для детских забав, но всё равно обрадовались. Пиратский чай — превосходная игра, которую мы очень любили, пока я была маленькой. Вместо того чтобы чинно сесть за стол, мы натягивали старую одежду, повязывали головы шарфами, превращали сушилку для белья в некое подобие пещеры, а потом садились в кружок на полу и устраивали пир, наделав целую кучу тостов с маслом (правда, когда я была ещё совсем малышкой, мне не разрешали брать вилку для тостов — вдруг обожгусь. Но это было очень давно).

В общем, это лучшее из возможных противоядий от послеобеденных визитов к тёте Джозефине, и я была ужасно рада, что мама его предложила. Нам было так весело, что даже Гарри, забыв про свою грубость и назойливость, рассказал довольно забавную историю о мальчиках из своего класса. К тому времени, как мы, наевшись до отвала и окончательно перемазавшись маслом, развалились на подушках, я чувствовала себя абсолютно счастливой и довольной (и, честно говоря, до сих пор чувствую, дописывая это письмо). И я совершенно уверена, что смогу убедить Филлис позволить нам участвовать в нашем общем деле.

Да здравствует право голоса для женщин!

Любящая тебя

Молли

Понедельник, 27 мая 1912 г.

Дорогая Фрэнсис,

огромное спасибо тебе за письмо. Какое облегчение узнать, что ты не возражаешь против моих бесконечных рассуждений! Но я уверена, что однажды эта кампания закончится, мы получим право голоса (это ведь займёт не так уж много времени, правда?) и моя жизнь вернётся в своё скучное старое русло, а письма — к нормальному размеру.