Молодая кровь

Однажды, работая в поле, Оскар наступил на гвоздь и заковылял домой, чтобы смазать чем-нибудь рану. Там он застал Чарли Уилкокса, который, словно у себя дома, сидел, смеялся и разговаривал с мамой. Чарли был дюжий, седой безобразный старик со злющими серыми глазами и черными как смоль бровями. Он смотрел на Оскара, как на дохлого мышонка, которого притащила кошка. А мать, взглянув на мальчика, виновато покраснела: «Почему ты так рано, Осси?» В ответ он что-то сердито пробормотал и, прихрамывая, прошел в соседнюю комнату поискать перекись водорода. Мать поспешила за ним, обмыла ему ногу, сделала перевязку, и сердце его почти растаяло от ее нежных прикосновений, а когда все было кончено, она прижгла поцелуем его нахмуренный лоб, но он был так зол, что готов был ударить ее по лицу, по милому грустному лицу. Какой-то внутренний голос нашептывал ему, что мать предала его своей веселой болтовней с Чарли Уилкоксом. Хозяин был еще злее, чем его отец, и про него ходила дурная молва, что он волочится за женщинами — ему все равно: цветные ли, белые ли, замужние или незамужние…

После этого Оскар с неделю не разговаривал с матерью. В конце концов как-то вечером она первая подкралась к нему во дворе, словно девушка к своему юному возлюбленному.

— Что с тобой, Оскар? Дуешься и капризничаешь, как малое дитя!

— Да ничего, — отмахнулся он.

— Нет, тут что-то есть, — настаивала мать. — Изо всей семьи только мы с тобой и дружим, я тебя всегда считала своим лучшим другом. А сейчас мы почти не разговариваем. — Они стояли, окутанные мглой, и пререкались, как дети. Мать сказала ему, чтобы он не слушал всякую болтовню на плантации.

— Между мной и Чарли Уилкоксом ничего нет и никогда не будет. Я бы этого пса даже к себе на елку не повесила.

Оскар сразу почувствовал огромное облегчение.

— Но… но… но мама, зачем же он приходит к нам, когда папы нет дома?

— Я не могу ему запретить. Он хозяин плантации.

— Если па узнает, беды не миновать! — гневно промолвил Оскар, испытывая какую-то гордость за отца.

Мать обняла его и крепко прижала к себе, как в былые дни.

— А ты думаешь, твой па еще не знает? — сухо усмехнулась она и, видя, что он даже рот разинул от удивления, добавила — Твой па — управляющий Уилкокса, и он всегда будет главным маршалом дьявола, что бы ни случилось с его женой или с кем-нибудь из родных. — Мать нежно поцеловала Оскара в щеку и поспешила обратно в дом.

А он остался стоять на прежнем месте, и страшный смысл слов матери все глубже проникал в его сознание. За одно Оскар всегда уважал своего отца: он был мужчиной, хоть и противным, жестоким, невежественным, но, господи, все-таки мужчиной! А настоящий мужчина никому не позволит путаться с его женой, будь это хозяин или кто бы то ни было. Таков закон Юга — и он касался даже управляющего! Оскар миллион раз слышал, как отец орал, что черные обезьяны то да черные обезьяны сё, и что они опасны — эти черные обезьяны — для белых южанок, и что необходимо защищать наших белых жен и дочерей, наших жен и дочерей; он столько раз повторял слова: южные белые женщины, южные белые женщины, южные белые женщины, — что Оскар совсем было уверовал в незыблемость хоть этого принципа Джона Джефферсона.

Как-то вечером Оскар возвращался домой с работы. Солнце садилось. Собиралась гроза, поднялся ужасный ветер. Оскар устал, от голода урчало в желудке. Из головы не шли мысли о маме и Чарли Уилкоксе. Давно уже она так не прихорашивалась, как последнее время, и не глядела так дерзко и пренебрежительно на отца, когда они вечером сидели за ужином. Видно, она вообразила, что молодеет, а не стареет, как на самом деле. Ему не хотелось, чтобы мать превратилась в безобразную старуху, но и нельзя же, чтобы она вела себя, как девчонка! Чем ближе Оскар подходил к дому, тем тревожнее становилось у него на душе. Он взошел на крыльцо, скрипя ногами по песку, который вместе с землей и мусором надул сюда ветер. Заглянул в дом через открытую дверь, и сердце у него екнуло.

— Ма! — позвал он вполголоса, но не получил ответа и окликнул ее погромче.

Он прошел по пыльным, грязным комнатам, потом спустился во двор, заглянул в курятник и сарай, оттуда побежал к соседям. В двухкомнатной лачуге рядом с ними жили Мак-Вортёры. Старый Мак был вдвое старше своей хорошенькой жены; мать Оскара иногда заходила к ним поболтать с Лилли Мак-Вор-тер. Приближаясь к дому соседей, Оскар на миг забыл о матери: думы о ней вытеснил образ Лилли Энн, смазливой светлоглазой женщины, похожей на девочку. Она любила дразнить ребят, особенно Оскара. Он представил себе ее задорное лицо, и его бросило в жар от неосознанного болезненного желания. Он жадно глотнул пыльный предгрозовой воздух. Ему всегда было противно находиться возле Лилли Энн, но вместе с тем и как-то приятно. Он подошел к полуоткрытой двери и постучал. Из дома никто не отозвался. Он постучал снова — никого. Тогда Оскар крикнул:

— Мисс Лилли Энн, мисс Лилли Энн!

— Ступай сюда, сынок, — донесся откуда-то из-за дома голос молодой женщины.

— Это я, мисс Лилли Энн…

— Знаю, что ты. Иди-ка сюда!