Молодая кровь

— Папа, Скиппи ведь тоже так болела, а ты говорил: «Все будет хорошо, она должна родить, потому ей и плохо». А она, она… — у Робби перехватило горло, он валится на тюфяк и натягивает на голову одеяло. В мозгу неотступно возникают одни и те же картины: рвота у Скиппи и рвота у Дженни Ли, Скиппи наутро немая, застывшая; Дженни Ли и Скиппи, Скиппи и Дженни Ли. Сестра с мордочкой Скиппи и Скиппи с лицом сестры. Сестра — немая, застывшая, со струйкой зеленовато-красной крови, вытекающей изо рта. Скиппи зарыли в холодную сырую землю. Ужас! Просто ужас!

Новый приступ рвоты — тут и остатки торта, и английская соль, и еще что-то. Лицо Дженни Ли все в мелких багровых пятнах.

— Прости меня, мамочка, прости! Я хотела признаться тебе, мамочка, я хотела, честное слово!

Джо беспомощно стоит рядом.

А мама говорит:

— Ладно, доченька, забудь про это. Мама все понимает. — Она смотрит на неподвижно стоящего Джо и думает, что ее девочка всю жизнь ест, как птенчик, — лишь бы не умереть с голоду, и все через силу, и все с фокусами, и только ради матери. С пеленок ненавидит пищу бедняков — эту проклятую кукурузную кашу, фасоль, сало и капусту. Мама гладит рукой тощий живот Дженни Ли, потом вытирает мокрой тряпкой лоб и худенькое личико девочки. — Господи, спаси и помилуй нас…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Дуешься на меня, да? — спросил Жирный Гас. Уроки уже кончились; они с Робби стояли на улице возле школы — большого некрасивого двухэтажного здания. Когда-то оно было белое, теперь же стало грязновато-серого цвета, а местами и вовсе почернело.

Робби посмотрел на Гаса. После драки в бакалейной лавке он с ним не разговаривал — даже когда Гас был у него в гостях. Но сейчас на него произвели впечатление заискивающий тон и умильный взгляд Гаса. Они ведь всегда дружили. Робби вспомнил, как еще малышами они играли вместе возле дома Гаса в Рокингем-куотерс. Гас вечно бегал с расстегнутыми штанишками. Мать его, бывало, выйдет на крыльцо и смотрит, как они играют. «Гас, а Гас!» — кричала она, а когда сын оборачивался на зов, показывала ему пальцем на штанишки и щелкала языком. Тогда Гас поспешно застегивался, а все мальчишки и девчонки покатывались со смеху.

Робби вспыхнул и посмотрел через дорогу: там какой-то маленький негритенок карабкался на крыльцо ветхого, облезлого домика. Потом глянул на Гаса и быстро отвел глаза.

— Ни на кого я не дуюсь! — пробурчал он.

— Ну и я тоже не дуюсь, — сказал Гас, подтягивая штаны, которые носил без пояса, — А у вас было очень весело.

— Ни на кого я не дуюсь, — повторил Робби. Он не хотел звать Гаса на свой день рождения, это мама настояла.

— Раз так, тогда давай пять! — сказал Гас, протягивая ему пухлую ладонь.

Они стояли, переглядываясь и смущенно тряся друг другу руки.

Потом, все еще смущенные, хотя немного повеселев, ребята молча пошли рядом по улице. Робби поглядывал на небо — бескрайное, ярко-голубое, на плывущие по нему редкие белые облака и думал, что такими же должны быть и снежные горы. Робби споткнулся и едва не упал, но Гас придержал его.

— Ох, и денек хорош сегодня! — сказал Робби.

— Да, хорош! — подтвердил Гас. — А у вас было очень весело, должен тебе сказать.

Они свернули на Теннесси-авеню. Гас исподтишка наблюдал за Робби, но тот и виду не подавал, что замечает это. Потом по тропке между двумя домами и через проходной двор ребята вышли на Рокингемское поле. Гас поднял с земли камень и подбросил его высоко вверх.

— Ну как, доволен ты своей новой работой? — спросил он.

— Очень.

— Все-таки это не лучше, чем разносить газеты!

— Скажешь тоже! Конечно, лучше!

— А сколько ты получаешь?

Робби замялся, пот пуговками выступил у него на носу.

— Полтора доллара, — пробормотал он. Ну зачем он лжет Гасу?

— Сколько? Сколько?

— Полтора доллара! — почти выкрикнул Робби.

— Тоже мне деньги! Я вот на газетах зарабатываю два, два пятьдесят, а когда даже три доллара!

— Но я же еще и обедаю там каждый день, — возразил Робби. — Ем сколько влезет. И все такие вкусные вещи!

— Зато и работаешь наверняка как вол?

— Да что ты! Работы там мало. Особенно сейчас.

— Рассказывай! Небось эта белая хозяйка все время стоит над душой?

— Не-ет. Ко мне вообще никто не пристает, Только вот девчонка — хозяйская дочка. Эта всегда лезет. Все хочет со мной бороться, как мальчишка.

Гас остановился и пристально посмотрел на Робби.

— Ты что, сдурел? Она же не бороться с тобой хочет. У нее вовсе не это на уме, а совсем другое! Заруби себе это на носу!

Они стояли посреди зеленого поля, серьезно глядя друг на друга, как взрослые, над ними простиралось синее небо, слабый ветерок колыхал траву.

— Что ты говоришь? Не понимаю! — сказал Робби.

— Прекрасно понимаешь! Не такой уж ты дурак, как прикидываешься!

Робби молчал, тупо уставившись на Гаса. Тот сперва улыбнулся, потом расхохотался.

— Она хочет дать тебе то, что к ней никогда уже не вернется.

Робби даже в жар бросило, и шея покрылась испариной. Он с усилием проглотил слюну.

— Ну и чудак! Мелешь сам не знаешь что!