Робби стоял в корыте совершенно голый. Лори осторожно намылила его широкую юношескую грудь. «Что, болит здесь?» — Она мыла его, терла, ощущая что-то новое в остром запахе потного, изможденного детского тела, и все время не сводила глаз с сына, а он сердито корчился под этим взглядом. Она думала, как бы ни разбередить раны, глубокие раны — следы ремня. Твоя работа, Лори Ли! Твоя и больше ничья! Ты это наделала, ты!
Робби позволил ей мыть себя, потому что сейчас был не в силах сопротивляться, а горячая мыльная вода и нежное прикосновение материнских рук успокоительно действовали на его усталое тело. Но это вовсе не значит, что он простил, ничего подобного! Пускай мистер Майлз и называет ее замечательной или как там еще, для него она та самая женщина, которая секла его до крови в угоду белым! Он ненавидел себя за то, что позволил ей мыть себя. Хотя, конечно, пришлось поневоле.
Он выхватил из ее рук мочалку и повернулся к ней спиной.
— Пусти! Я сам домоюсь!
Когда с мытьем было покончено, Лори вытерла сына большим белым полотенцем, прижгла раны перекисью водорода и уложила его в постель Дженни Ли.
Потом она вернулась в комнату и села в качалку. Теперь она успокоилась и может наконец поговорить с этим симпатичным молодым человеком из Нью-Йорка, которого, по всему видно, Робби любит больше всех.
— Робби — очень хороший мальчик, — начала Лори.
— Конечно! — подтвердил учитель. — Мало сказать — хороший!
— А вас как он обожает! Иногда я даже ревную, честное слово! — и Лори улыбнулась жалкой улыбкой.
Учитель тоже улыбнулся и посмотрел на огонь. Чувствуя, что родители Робби ждут от него каких-то объяснений, он покраснел и сказал:
— Робби пришел ко мне… он пришел потому, что задумал убежать из дому, но ему это не удалось. Он был ужасно обижен, подавлен случившимся и не знал, куда ему деться. А чтобы осуществить побег, он еще слишком мал. Ему хотелось вернуться домой, но из-за гордости он не пошел прямым путем, а избрал окольный. Он ведь и сейчас не объяснит вам толком, почему он явился именно ко мне, но я думаю, потому, что в душе он знал, знал бесспорно, что я отведу его домой.
— Вы так думаете? — еле слышно, как бы про себя, вымолвила Лори. Она взглянула на Джо, потом опять на Ричарда Майлза. — Да, вы, пожалуй, правы. Да. Конечно, ему хотелось вернуться домой.
Джо Янгблад тяжело вздохнул и откашлялся. Учитель испуганно поглядел на него. Лори заговорила шепотом:
— Он хотел вернуться ко мне, и к отцу, и к сестренке. Он хотел домой, но гордость не позволяла ему. Он у меня гордый и чуточку упрямый. Это потому, что у него честный характер. — Лори несколько раз качнулась, потом, обернувшись к учителю, сказала — Это я во всем виновата, мистер Майлз! Я и больше никто! Выгнала его из дому. Унизила его. Бог мне этого не простит!
— Нет, миссис Янгблад, вы не виноваты, вы не должны…
— Пойдите-ка, пойдите и сами убедитесь, какие у него рубцы. Тогда сразу поймете, чья это вина, ведь никто другой, я сама избила его до крови! А он всегда так верил в меня, господи боже!
— Понимаю, миссис Янгблад, однако вы не виноваты. И Роберт это отлично понимает. Хоть у него сейчас все спуталось в голове, но он чувствует, что не вы виноваты. Уж если кого винить, так только тех, кто действительно повинен. — Всегда веселое открытое лицо мистера Майлза омрачилось. — Белых. Крэкеров.
— Да, — почти спокойно отозвалась Лори, — вы правы. Вы попали в самую точку. Но я на коленях поклялась отцу небесному, что никогда больше, никогда этого не буду делать! — Она смотрела на учителя таким взглядом, точно ждала от него ответа на все мучившие ее вопросы. Щеки ее горели от волнения. Вот если бы Джо когда-нибудь поговорил с ней так тепло, по-хорошему, показал бы, что в нем жив еще былой дух… что он понимает…
Лампа на столе горела слабым желтым светом. Лори вскочила, поправила фитиль и снова села на место. Она долго наблюдала, как кружит над лампой пепельно-серая ночная бабочка. Потом глянула в упор на молодого учителя и спросила:
— Но мы-то что можем сделать? Скажите, ради бога, что могут сделать негры-бедняки?
— Мы должны бороться, а не давать им спуску! — ответил учитель, постукивая тонкой рукой по краю стола. Он почувствовал, что слова его прозвучали неубедительно и, вероятно, весь разговор кажется этой красивой женщине и ее рослому молчаливому мужу смешным.