Молодая кровь

Даже когда Оскар подрос, он не хотел работать в поле, как его братья, уклонялся под всякими предлогами. Однажды Оскар сбежал с работы в Истерн-форк со своим ровесником и лучшим другом негром Джимом. Обоим было тогда по четырнадцать лет. Стояла безоблачная погода, какая бывает в конце сентября: ослепительное небо, адская жара. Накупавшись досыта, мальчики вылезли на берег загорать. У Оскара было смутное предчувствие, что отец явится сюда и захватит их на месте преступления, но страх растворялся в ощущении тепла, счастья и любви ко всему миру. Теперь уже немного оставалось впереди погожих деньков, когда можно купаться; значит, пользуйся вовсю. Оскар взглянул на свое тело, казавшееся после купания бескровным, как у покойника. Он белый человек. Мальчик повернулся на бок и беспокойно принялся разглядывать Джима, все его длинное гладкое тело шоколадного цвета с короткими черными завитками в потаенных местах: удивительно, сколько разных оттенков коричневого у этой кожи! Джим был славный малый, только очень уж дерзкий, пожалуй, самый дерзкий негр на всей плантации.

— Если мой старик застанет нас здесь, — засмеялся Оскар, — он и с тебя и с меня шкуру спустит!

— Дурак он, твой старик, — насмешливо отозвался Джим. — Если бы мозг был из взрывчатки, у твоего старика ее не хватило бы взорвать собственный клювик!

Оскар почувствовал, что краснеет.

— Ну, ты, полегче выражайся! — слабо запротестовал Оскар. Он чувствовал, что его долг — поставить негритянского мальчишку на место, но это было неискренне: он сам ненавидел своего отца и не мог не признать, что Джон Джефферсон—дурак первостатейный. Все-таки Джим — цветной и не имеет права так непочтительно отзываться о белом человеке. Обязательно надо его осадить. Но как это сделать? В открытой и честной драке Джим положит его на обе лопатки. Лучше перевести разговор на что-нибудь другое. Притвориться, будто забыл. Оскар присел на темно-зеленой траве, жмурясь от нещадного солнца, и вдруг выпалил:

— За такие слова о моем папе надо было бы так отколотить тебя, чтобы от тебя мокрое место осталось!

— Ошибаешься, Осси, — со смехом ответил Джим, — мелешь ерунду. Кулаками от меня, приятель, ничего не добьешься. А полезешь драться, я только стану злее и так вздую, что от тебя мокрое место останется.

Он тихо засмеялся, и краска прилила к лицу Оскара.

— Ох, стоит мне задрать ногу да наподдать тебе, — нехотя выговорил он. Пусть не думает, что он трус или уж очень любит негров!

— Только посмей! — сказал Джим. — Так до смерти и будут называть тебя Джефферсон Деревянная нога! Хоть в Нью-Йорк тогда езжай, и там тебе не помогут! Всю жизнь будешь покупать один ботинок. Оторву ногу до самого зада! — Джим присел и тихо засмеялся, точно ему было очень весело. Вот какой дерзкий дьявол был этот Джим — вечно он смеялся, все ему было нипочем. Но Оскар решил, что не даст спуску чернокожему.

— Поцелуй вот сюда! — крикнул он, повернувшись к Джиму задом и сам презирая себя за это.

— Ну уж нет! Вот трахнуть — это я могу! — почти беззлобно ответил Джим и снова захохотал. — Джефферсон Деревянная нога, ха-ха-ха, хе-хе-хе! Деревянная нога!

Оскар прыгнул на стройного обнаженного Джима.

— Не смей так меня называть! — Он придавил Джиму грудь и стал колотить его головой оземь. — Ах ты, нахальная обезьяна! — Оскар ненавидел свою белую кожу — это из-за нее он полез драться с Джимом, хотя ему хотелось только одного: лежать на бережку под ослепительным сентябрьским солнцем и быть в дружбе со всем миром, и прежде всего с Джимом. Джим всегда был его лучшим товарищем. Он научил Оскара плавать, охотиться и еще многому другому.

Джим брыкался, и Оскар то взлетал вверх, то падал, и не успел он опомниться, как Джим уже тащил его в реку. Холодная вода обожгла разгоряченное потное тело Оскара так, что даже дух захватило. Он пошел было ко дну, но сделал усилие и выкарабкался на берег. Джим стоял в выжидательной позе — высокий, черный, совершенно голый. Черт, почему он не хочет признать, что белые лучше негров? Оскар снова кинулся на Джима, и они дрались, катаясь по траве, как дураки, а солнце щедро изливало на них свой свет и тепло. Два потных горячих тела сцепились в ожесточенной драке, но как ни силен был Оскар, Джиму удалось спихнуть его снова в реку. Оскар выскочил и с бранью кинулся на Джима, драка возобновилась, и он снова полетел в воду.

Когда Джим в последний раз повалил его, оба были уже обессилены и тяжело, прерывисто дышали.

— Слушай, ты, проклятая душа, — сказал Джим, — я бы должен был тебя убить! Еще раз попробуй на мне свои идиотские штучки, и я тебя прикончу, как бог свят. Разве не правда, что твой папаша дурак? Дурак, конечно, и ты не лучше! Я-то думал, что у тебя есть хоть капелька разума, но оказывается, все вы одинаковы. Слушай, черт тебя подери, ты ничуть не лучше меня, понимаешь?

Возмущенный Оскар старался делать вид, что не слышит, но слова Джима назойливо лезли в уши.