Молодая Раневская. Это я, Фанечка...

Можно только представить, как бы расцвел талант Фаины Раневской в Театре сатиры! Ах, неспроста, неспроста Екатерина Гельцер отправила Фаину к Алексееву! Ах, как бы замечательно Раневская могла бы сыграть Марселину в "Женитьбе Фигаро"! Ах, какой бы Мамашей Кураж она могла бы стать! А роль Марии Ивановны в "Маленьких комедиях большого дома" написана прямо "под Раневскую"…

Но — не сложилось. Причем отказалась Фаина. Алексееву как раз были нужны такие актеры, как она — молодые, но уже с опытом, энергичные, остроумные, характерные. Он встретил Фаину, что называется — с распростертыми объятиями и сразу же начал соблазнять. Не в прямом смысле соблазнять, а в переносном — пообещал комнату в общежитии (что в перенаселенной Москве 1924 года было очень ценным), хороший заработок и свободу творческого самовыражения. Условия были прекрасными, можно даже сказать — великолепными, но Фаине не понравился сам Алексеев, который из-за своей словоохотливости на первый взгляд производил впечатление несерьезного человека, не понравился ей подвал, в котором шли репетиции, пускай место и было известным — когда-то здесь находилось знаменитое кабаре Никиты Балиева "Летучая мышь", а больше всего не понравилось то, что вместо пьесы ставилось обозрение, состоящее из эстрадных номеров. Сразу же вспомнилась Казань с ее несерьезным репертуаром.

Если бы Фаина знала, что со временем на сцене Театра сатиры будут ставить Островского, Бомарше, Грибоедова, и ее любимого Чехова, то она бы без раздумий согласилась бы и, вне всяких сомнений, стала бы звездой этого славного театра. Но Раневская сочла эту, как она выразилась, "затею" несерьезной и отказалась. Алексеев, на которого молодая актриса произвела впечатление, предложил ей не рубить сплеча, а подумать.

— Что тут думать? — ответила Фаина. — Сценок ваших я в Крыму наигралась досыта…

Алексеев обиделся и сохранил эту обиду на всю жизнь. И Алексеев, и Раневская прожили долгую жизнь (правда, Алексееву не повезло, его дважды репрессировали), время от времени они встречались в обществе, но Алексеев неизменно делал вид, будто не узнает Раневскую. Так-то вот.

Денежная реформа 1922–1924 годов, в ходе которой старые, перманентно обесценившиеся "совзнаки" менялись на твердые, обеспеченные золотом червонцы, позволяла гражданам делать накопления, не опасаясь того, что за несколько месяцев они превратятся в пыль. Сезон в Казани не принес морального удовлетворения, но с точки зрения заработка он был неплохим и позволил Раневской и Вульф провести несколько месяцев в Москве в поисках работы. Поиски растянулись на месяцы, потому что актрисам с опытом обычно не отказывали сразу. "Зайдите через пару недель…". "Приходите через месяц, возможно что-то найдется…". "Надо подумать…". Лучше бы отказывали сразу, чем обнадеживать. Раневская с Вульф начали подумывать о том, куда бы им поехать (дело осложнялось тем, что был ноябрь и зимний сезон давно начался), когда на Петровке у Пассажа, в котором давно уже не торговали, случайно встретили режиссера Павла Рудина. Павел Анатольевич рассказал, что он работает в передвижном театре при Московском отделе народного образования (МОНО). К стыду своему, Фаина с Павлой Леонтьевной даже не подозревали о существовании такого театра. Узнав, что его друзья ищут места, Рудин пригласил их к себе. "Это, конечно, не Малый и не Художественный, но роли для вас найдутся и платят нам, "передвижникам", хорошо", — сказал он.

Малый… Художественный… "Мало хорошо, а много еще лучше", гласит еврейская пословица. Фаина с Павлой Леонтьевной приняли предложение Рудина с радостью. Во-первых, им обеим было приятно работать с Павлом Анатольевичем. Во-вторых, они уже собирались уезжать из Москвы в провинцию в поисках места. А тут такая удача! Хоть и передвижной театр, да "настоящий", классический, без новомодных "выкрутасов-прибамбасов", от которых только голова болит.

Передвижные театры не следует путать с театрами гастролирующими. Гастролирующая труппа разъезжает по городам и дает спектакли в зданиях театров или в каких-то иных, приспособленных для этой цели помещениях. Передвижные театры разъезжали по одному, своему, региону и выступали где придется — на площадях, в заводских цехах, в клубах, в актовых залах учреждений. Октябрьская революция бросила работникам театрального искусства клич: "На улицу!", "Для всех!", "Для каждого!", "Культуру в массы!" Так и появились передвижные театры. Они были разными, начиная с оперного и заканчивая театром теней. Хуже всего, конечно, приходилось оперным певцам. Им, привыкшим к акустике оперных залов, было нелегко петь на площадях или в фабричных цехах. Драматическим актерам было немного легче, но все равно передвижные театры не пользовались среди них популярностью. Скажем прямо — в передвижные театры попадали от безысходности.