Молодая Раневская. Это я, Фанечка...

Слова Фаины сильно задели Зотова. Он сказал, что артистка Раневская не понимает задач, стоящих перед советским театром, напомнил, что театральный репертуар утвержден театральным отделом при Наркомпросе, а также добавил, что при помощи таких вот обывательских спектаклей-кабаре театр собрал много денег в фонд помощи голодающим Поволжья.

Павла Вульф, сидевшая рядом с Фаиной, незаметно наступила ей на ногу, давая понять, что не стоит продолжать спор. Обвинение в непонимании задач, стоящих перед советским театром, могло перерасти в более серьезное обвинение. Фаине с ее буржуазной биографией не стоило лезть на рожон. В анкетах, которые в то время заполнялись при поступлении на работу, и в автобиографиях, которые к этим анкетам надо было прикладывать, Фаина умалчивала о том, что ее отец был купцом первой гильдии, промышленником и владельцем нескольких доходных домов. Это было опасно. Она писала, что отец ее из мещан (т. е. из низшего городского сословия) и что он служил конторщиком в торговой фирме. Подобная хитрость могла быть разоблачена при помощи одного запроса, отправленного в Таганрог. Поэтому Фаине следовало вести себя так, чтобы никому не приходило в голову пристально заняться ее биографией. После революции Фаина избегала бывать в Таганроге. Она объясняла это тем, что вид родных мест вызовет у нее печальные воспоминания, а в жизни и без того хватает грустного — незачем приезжать, незачем вспоминать. "Когда-то боялась ехать в Таганрог, а сейчас просто не хочу", — добавляла Раневская. "Когда-то боялась" — это явно про двадцатые годы.

Несколько слов о задачах. Задачи, стоявшие перед советским театром, образно и поэтично описал Луначарский: "Революция сказала театру: "Театр, ты мне нужен… Ты мне нужен не для того, чтобы после моих трудов и боев я, революция, могла отдохнуть на удобных креслах в красивом зале и развлечься спектаклем… Ты мне нужен как помощник, как прожектор, как советник. Я на твоей сцене хочу видеть моих друзей и врагов. Я хочу видеть их в настоящем, прошлом и будущем, в их развитии и преимущественности. Я хочу видеть их воочию. Я хочу твоими методами также и изучать их. Я хочу одно полюбить, а другое возненавидеть благодаря тебе… Я хочу, чтобы ты прославил передо мной самой мои подвиги и жертвы. Я хочу, чтобы ты осветил мои ошибки, мои изъяны и мои шрамы и сделал это правдиво, ибо я этого не боюсь, я хочу, чтобы ты со всей полнотой своих волшебных ресурсов, не придерживаясь никаких школок и никаких узких правил, выполнил бы эту задачу. Фотографируй, концентрируй, стилизируй, фантазируй, пусти в ход все краски твоей палитры, все инструменты твоего большого оркестра и помоги мне познать и почувствовать мир и меня самое. Ибо я жадна к познанию, я жадна к уяснению моих собственных чувств. Мне нужна интенсивнейшая внутренняя жизнь, для того, чтобы плодотворней был мой труд на земле, моя война за счастье".

Можно было Луначарскому не растекаться мыслью по древу, а обойтись всего двумя словами: "агитация" и "пропаганда". Любая пьеса оценивалась, прежде всего, с точки зрения ее идейности. Если пьеса была правильной, коммунистической, то остальными ее достоинствами можно было и пренебречь. Среди коммунистических пьес попадались и хорошие, добротные, яркие, такие, например, как "Любовь Яровая" Константина Тренева или "Разлом" Бориса Лавренева. Были пьесы черно-белые, вроде "Шторма" Владимира Билль-Белоцерковского или "Оптимистической трагедии" Всеволода Вишневского. "Черно-белые", потому что в них не было полутонов, иных красок, кроме черной, для образов врагов революции, и белой для ее защитников. Большинство же советских пьес двадцатых годов прошлого века были откровенной конъюнктурной халтурой, и сейчас о них никто не помнит.

Из "черно-белых" пьес, шедших в Казанском русском театре, можно упомянуть "На красной родине" и "Памяти Парижской Коммуны".

Герой пьесы "На красной родине" рабочий-коммунист Янсен влюбляется в актрису Кадмину. Эта любовь увлекает Янсена в обывательское болото, отвлекая от партийных дел. Кадмина ставит Янсена перед выбором — или я, или партия. Угадайте, что выбрал Янсен?

Пьесу "Памяти Парижской Коммуны" написала и поставила уже упомянутая выше Зинаида Славянова. Сюжета, как такового, у пьесы не — было. Она представляла собой этакий революционный "винегрет": диалоги коммунаров; монологи Родины, Свободы и других символических фигур; песни-танцы. Собственно "Памяти Парижской Коммуны" и пьесой-то назвать было трудно. Концертная программа, не более того.