Молодая Раневская. Это я, Фанечка...

— Павла Леонтьевна, прошу, ущипните меня покрепче, чтобы я проснулась!

Она и представить не могла, что в Казани ставят такое! Режиссер Павел Рудин говорил о подобных пьесах: "После них надо щелоком сцену мыть и проветривать театр".

К сожалению, то был не сон. Павла Леонтьевна получила в этой пьесе роль Розалии Поташ, а Фаина играла дочь Розалии Ирму. Актеры, занятые в пьесе, играли отвратительно, евреи у них получались карикатурными, неестественными.

— Ну где вы видели таких евреев?! — возмущалась Фаина и пыталась что-то объяснять, но актеры ее не слушали. А режиссер Николаев ехидно интересовался, видела ли Фаина живьем хоть одного американского еврея?

— Какая разница, американский он или польский?! — еще сильнее горячилась Фаина. — Евреи везде одинаковы! Про пейсы с ермолкой вы не забыли, а где у вашего Абрама талес?![26] И почему он снимает ермолку перед тем, как надеть шляпу?!

— Советская власть отменила все предрассудки! — возражал Николаев.

— Но ведь евреи-то американские! — стонала Фаина. — И потом ермолки с талесами закон носить не запрещает…

В комедии Ивана Булацеля "Женское любопытство, или Если женщина захочет, то поставит на своем", столь же пошлой, что и "Поташ и Перламутр", Фаина играть наотрез отказалась. Отказ не имел последствий, потому что многим актрисам хотелось получить роль в простенькой и недлинной, одноактной пьесе, которая давалась по три раза в неделю. Платили-то по количеству выходов. Легче и выгоднее сыграть пустую дамочку в "Женском любопытстве", чем корпеть над ролью веселой грешницы Шелави-ной в "Без вины виноватых", которые даются один-два раза в месяц, поскольку спросом у публики не пользуются и держатся в репертуаре исключительно в "политических" целях, чтобы избежать критики за мещанский репертуар. В Симферополе Фаина играла в "Виноватых" Галчиху, а Павла Леонтьевна — Кручинину. У обеих сложились свое прочтение пьесы и своя трактовка образов. Получив те же роли в Казани, они играли их так, как привыкли, и волей-неволей другим актерам пришлось подтянуться до их уровня. Спектакль неожиданно (то есть — предсказуемо) начал пользоваться спросом, его стали играть чаще.

Отдушиной для Павлы Вульф стала школа-студия при театре, в которой она преподавала молодым актерам актерское мастерство. Молодежь в театре была одаренной, жадной до знаний и Павле Леонтьевне было очень приятно с нею работать. "Единственное, по чему я скучаю, так это по моим милым ученикам", — говорила она после того, как уехала из Казани.

Газеты и журналы пестрели статьями о новациях в московских и петроградских театрах. Решив, что негоже отставать от Москвы, в театре собрались ставить "Мистерию-буфф" Владимира Маяковского, пьесу непростую, новаторскую, требующую вдумчивого подхода и тщательной проработки. Для того чтобы скопировать метод Мейерхольда, надо обладать Мейерхольдов-ским талантом и его воображением, иначе получится не спектакль, а посмешище. "Мистерию" в Казани репетировали долго, но так и не смогли донести до зрителя ее суть. Спектакль раскритиковали за формализм. "За забором из выкрутасов не видно авторской идеи", — было сказано в одной из рецензий. За весь сезон 1923/24 года газеты ни разу не похвалили Казанский русский драматический театр. А вот критиковали частенько[27].

Однажды Фаина поспорила с художественным руководителем театра Василием Зотовым. Обсуждался репертуар театра. Фаина сказала, что по ее мнению репертуар нуждается в "перекройке", нужно ставить больше серьезных пьес. Зотов пошутил: "Мы следуем совету Чехова, который учил: "Не говорите с обывателем о несъедобном". Фаину возмутило подобное отношение к ее кумиру. Зотов вырвал из контекста несколько слов, переиначил их и выставил Чехова защитником пошлого репертуара. Фаина напомнила Зотову, что на самом деле написал Чехов: "пока с обывателем играешь в карты или закусываешь с ним, то это мирный, благодушный и даже не глупый человек, но стоит только заговорить с ним о чем-нибудь несъедобном, например о политике или науке, как он становится в тупик или заводит такую философию, тупую и злую, что остается только рукой махнуть и отойти". А затем предложила заменить в названии театра слово "драматический" на "обывательский".

Василий Зотов был хорошим режиссером. Он и его жена Зинаида Славянова, первая женщина — режиссер в истории русской сцены, сделали для Казанского русского театра и вообще для развития театрального дела в Казани очень много. Но труппа у Зотова была не самая лучшая, в подавляющем большинстве она состояла из случайных людей. После революции многие актеры эмигрировали, молодые же только учились. Кроме того, на Василия Сергеевича наложило свой отпечаток антрепренерское прошлое. Любой успешный антрепренер (а Зотов был успешным), по выражению актера Александра Сумбатова-Южина, "сначала думает о зале, а уже потом — о сцене". Сборы для антрепренера важнее всего.