Камерный театр нужно было спасать. Таиров пошел "ва-банк". Он пригласил на спектакль "Саломея" самого Луначарского, с которым был знаком еще до революции. Расположение Луначарского помогло Камерному театру выжить. Возможно, что какую-то поддержку в кулуарах власти Таирову оказал его младший брат Леонид Яковлевич Корнблит, занимавший высокие посты в ВЧК-НКВД (например, в 1924 году он был начальником конвойной стражи СССР).
В то время Таирову было не до молодых актеров из провинции, даже с учетом того, что то были знакомые его жены. Он тогда занимался не развитием, а пытался сохранить то, что имел. К тому же Таиров был человеком ответственным и не мог позволить себе сорвать Фаину с насиженного места, пригласить в Москву, не будучи уверенным в завтрашнем дне. В письме обо всем не напишешь, поэтому Алиса Коонен обходилась намеками. Фаина, не разбиравшаяся в хитросплетениях столичных интриг, даже немного обижалась. Ей-то казалось, что если Таиров остался руководителем Камерного театра после национализации и продолжает работать, то стало быть все у него в порядке. Во всяком случае, так представлялось ей из Симферополя.
В Симферополе все было просто, можно сказать по-домашнему. Крымский государственный драматический театр был самым-самым театром, иначе говоря — театром вне конкуренции. Им гордились, его опекали, режиссер Павел Рудин был вхож повсюду. Если он находил, что по отношению допущена какая-то несправедливость, то шел куда следует и излагал свои претензии. Никаких интриг в симферопольских театральных кругах не было и в помине. Разве что актеры иногда поспорят за роль, но это уж святое… Вдобавок, драматическому театру покровительствовал Павел Новицкий, бывший подпольщик, который после окончания Гражданской войны заведовал отделом Народного образования в Народном комиссариате просвещения Крымской АССР и был редактором газеты "Красный Крым". Новицкий страстно любил театр, впоследствии он работал заместителем начальника Главного управления театрами, а когда закончил руководить, то стал заведовать литературной частью в театре имени Евгения Вахтангова.
Екатерина Гельцер писала, что жизнь в Москве "бьет ключом", и звала Фаину, но о том, что может найти ей место в каком-то театре, в своих письмах не упоминала. Возможно, она считала, что ее дорогая Фанни уже опытная актриса и в протекции не нуждается. А может, Гельцер ввело в заблуждение обилие новых театров и студий, которые появлялись как грибы после дождя и столь же быстро исчезали. Сама же Фаина стеснялась обременять Екатерину Васильевну просьбами, считая, что та для нее и без того сделала очень много.
Ниночка, племянница Алисы Коонен, восхищалась театром Евгения Вахтангова и втайне призналась Фаине в одном из писем, что мечтает уйти туда от Таирова. Фаина вздыхала — надо же, как некоторые не ценят своего счастья! Если бы ей посчастливилось служить в Камерном, то она ни за что бы не ушла оттуда по своей воле. О Вахтангове и его театре много писали в газетах и журналах. Большей частью хвалили. Фаину Вахтангов не привлекал — не тот подход.
"Я не могу представить "Чайку" на этой сцене!" — сказала Раневская несколькими годами позже, когда Ниночка привела ее на "Принцессу Турандот". Эти слова прозвучали, как не подлежащий обжалованию приговор. Знала ли Фаина тогда о том, что спустя два года после ее отъезда из Симферополя "Принцессу Турандот" поставят в Крымском драматическом театре? Когда же в 1932 году режиссер Николай Акимов поставил в театре имени Вахтангова полного эксцентрики и буффонады "Гамлета", Раневская сказала: "Будь Шекспир жив, он бы вызвал Николая Павловича на дуэль" и с той поры обходила театр имени Вахтангова стороной. Нина Сухотская к нему тоже остыла.
Павла Леонтьевна списалась с Иваном Пельтцером (отцом известной советской актрисы Татьяны Пельтцер), с которым она вместе служила в театре Корша, переименованном в "3-й театр РСФСР". Пельтцер ответил, но написал, что заочно ничего присоветовать не может. Надо приезжать и смотреть на месте. По сути дела, то был завуалированный отказ.
Разъезжать попусту возможности не было. Вульф и Раневская жили очень бедно. Все, что только можно было продать, было продано или обменено на еду. Никаких сбережений они не имели и помощи ни от кого ждать не могли. Бенефисы, позволявшие актерам поправить материальное положение, при Советской власти были отменены… Ехать можно было только на верное место, так, чтобы приехать и сразу же приступить к работе.
Началась переписка с театрами в разных городах. Во время своего пребывания в Крыму Павла Леонтьевна и Фаина могли судить о театральной жизни только по газетам и журналам. Им, конечно же, хотелось попасть в театр с сильной труппой, находящийся в большом городе.