Молодая Раневская. Это я, Фанечка...

Грипич в то время готовился к постановке сатирической комедии Бориса Ромашова "Конец Криворыльска", которая стала его последней постановкой в Театре Революции. Пьеса, в которой рассказывалось о борьбе комсомольцев с пережитками прошлого и врагами революции, обладала всеми недостатками модных "скороспелок" — примитивностью сюжета, шаблонностью образов и т. п. В финале Криворыльск переименовывался в Ленинск (!). Ромашов, кстати говоря, написал "Конец Криворыльска" специально для Театра Революции. Грипич собирался "попробовать" Фаину в роли главной героини боевой комсомолки Розы Бергман. Пьеса Фаине не понравилась совершенно, но она бы согласилась играть в ней хоть главную, хоть второстепенную роль, если бы Грипич взял бы в труппу и Павлу Леонтьевну. Но, к сожалению, для Павлы Леонтьевны места у Грипича не нашлось. "Барынь у меня хватает, — сказал Грипич Фаине, — а вот с комсомолками плохо".

Разве могла Фаина расстаться с Павлой Леонтьевной, которая заменила ей мать и сестру, стала ее наставницей и другом? Конечно же нет. Она отказалась от предложения Грипича. Узнав об этом, Павла Леонтьевна попыталась переубедить Фаину.

— Нельзя ломать свою судьбу из-за надуманных причин! — говорила она. — Если уж выпала удача, представился случай, то непременно надо воспользоваться! Я всю жизнь жалею о том, что под влиянием данного Незлобину обещания отказалась от предложения Станиславского. Вспоминаю об этом всякий раз, когда слышу о Художественном театре или прохожу мимо него. Умоляю тебя, заклинаю — не повторяй моей ошибки! Соглашайся, иначе станешь жалеть всю свою жизнь, как жалею я!

— Я не буду жалеть! — твердо ответила Фаина. — Обещание, данное антрепренеру, — это совершенно другое. Я не буду ни о чем жалеть, потому что я просто не могу поступить иначе.

В тот день они едва не поссорились. В первый и единственный раз в жизни…

Кто-то из театрального начальства рассказал Павлу Рудину о том, что главный врач шахтерского санатория из Святогорска, что в Донецкой губернии, прислал письмо с просьбой откомандировать на лето труппу для игры в театре при санатории.

— Юг! Санаторий! — радовался Рудин. — На всем готовом! Рай! Истинный рай! Надо соглашаться и ехать! Непременно! Пока другие не опередили!

Надо, так надо. Ехать, так ехать. Почти весь костяк оставшейся не у дел труппы Передвижного театра поехал с Павлом Анатольевичем в Святогорск.

Ехали с опаской, делились сомнениями. Никому еще не приходилось видеть театров при санаториях. Что там за "истинный рай"? И рай ли вообще?

Глава пятнадцатая В РАЮ

"Паруса уплывают на север,

Поезда улетают на юг,
Через звезды, и пальмы, и клевер,
Через горе и счастье, мой друг.
Все равно — не протягивай руки,
Все равно — ничего не спасти.
Только синие волны разлуки.
Только синее слово "прости"…"

Георгий Иванов, "Только темная роза качнется…"

На месте оказалось, что Павел Анатольевич нисколько не преувеличивал. В Святогорске действительно был рай. Смешанный лиственнососновый лес, река, солнце… Санаторий был новым, построенным всего три года назад, просторным, светлым. Театр — дощатое строение, чем-то напомнившее Фаине Летний театр в Малаховке, как раз заканчивали строить — зал на триста мест, удобная сцена, бархатные кулисы. Декорации изготавливаются в мгновение ока, от добровольных помощников нет отбоя…

— Я и не думал, что вы приедете, — честно признался главный врач, внешностью и манерами напомнивший Фаине таганрогского доктора Шимановского — такой же пожилой, добрый и энергичный, только борода узкая, клинышком. — Признаться честно, когда мне из Киева отказали, я в Москву в сердцах письмо написал. Пожаловаться хотелось на наших бюрократов. А на то, что мне из Москвы артистов пришлют, я и надеяться не смел.

Кормили в шахтерском санатории как на убой. Еда была простой, но сытной. Если каша, то со сливочным маслом, если борщ, то с мясом и такой густой, что ложка в нем стояла, не падая. Котлеты в ладонь и тех котлет две на порцию. Добавку можно было просить сколько угодно раз. Между обедом и ужином полагался полдник — молоко с булкой. Практичные шахтеры дарили актрисам не только букеты полевых цветов, но и фрукты. Корзинами, благо фрукты здесь стоили копейки. Фаина не питалась так обильно со времен отъезда из родительского дома. То денег не хватало, то времени, то еды. Очень скоро платья, прежде сидевшие на Фаине свободно, стали ей тесны.

— Фаиночка, не обессудьте, но если так пойдет и дальше, то я буду вынужден отдать вашу роль в "Саду" Кречетовой, — поддразнивал ее Рудин. — У Чехова сказано: "Шарлотта Ивановна в белом платье, очень худая, стянутая", а вы уже далеко не худая.

— Отдавайте, — соглашалась Фаина, потому что в раю совершенно не хочется спорить, — а мне взамен дайте играть Варю.