Молодая Раневская. Это я, Фанечка...

В Бакинском ТРАМе Фаина быстро заскучала. Ей, привыкшей к профессиональной сцене, пришлось играть в труппе, в подавляющем большинстве состоящей из любителей. В Театре рабочей молодежи примерно девяносто процентов актеров были от станка. Публика тоже была рабочей, причем приходящей в театр не по зову души, а по разнарядке. Билеты в ТРАМ не продавались в кассах, а передавались бакинской газете "Молодой Рабочий", редакция которой распределяла их по рабочим коллективам. Во время спектакля в зале грызли семечки, переговаривались, некоторые зрители, устав за рабочий день, засыпали… Да и пьесы ставились самые что ни на есть пролетарские — "Шлак", "Плавятся дни", "Зови, фабком", "Черная кровь"… ("черной кровью", если кто не знает, называли нефть — кровь земли).

Неудивительно, что когда Фаина услышала от знакомых о том, что в городе Сталинграде, бывшем Царицыне, нехватка актеров на зимний сезон, то захотела туда поехать. В Сталинграде как раз проходила одна из грандиозных строек двадцатых — строили тракторный завод. Грандиозная стройка — это много людей, много зрителей, оживление, кипучая жизнь. Почти как в Москве, будь она неладна вместе с Камерным театром!

Только актеры знают, как трудно найти свой театр, свою труппу, своего режиссера. Своего режиссера… Такого, чтобы понимал и чувствовал… Это так же трудно, как найти своего зрителя. Бывает, что в поисках проходит вся жизнь. Надо сказать, что со зрителем Фаине Раневской повезло, а вот с театрами и режиссерами — не очень. Она была способна на большее и ушла, оставив несыгранными множество ролей… Но тогда, в двадцатые годы, Фаине казалось, что московский Камерный театр — это ее театр, а Александр Таиров — ее режиссер.

В Сталинградском драматическом театре Фаине посчастливилось встретить хорошего режиссера (и хорошего человека) Бориса Пясецкого, который был настолько очарован ее талантом, что попросил придумать для себя роль в пьесе, которую он ставил. Роли были распределены, уже начались репетиции, но Пясецкому непременно захотелось обогатить постановку таким "бриллиантом", как актриса Раневская. Название пьесы до нас, к сожалению, не дошло. Вспоминая этот эпизод из своей биографии, Фаина Раневская о нем умалчивала.

"Мне надо, чтоб вы играли, — сказал Фаине Пясецкий. — Сыграйте, пожалуйста, то, что сами сочтете нужным". Фаина придумала себе роль нахлебницы у бывшей барыни, которая зарабатывала на жизнь тем, что пекла пирожки на про дажу. Барыня ненавидела Советскую власть, лишившую ее богатства и привилегий. Нахлебница приходила к барыне для того, чтобы подкормиться пирожками. За них она расплачивалась оригинальным способом — выдуманными новостями, такими, что могли понравиться ее "благодетельнице". Новости были абсурдными, вроде: "По городу летает аэроплан, в котором сидят большевики и кидают сверху записки. А в записках тех сказано: "Помогите, не знаем, что надо делать". Но барыне новости нравились, она принимала их за чистую монету и награждала рассказчицу пирожками. Героиня Раневской не гнушалась и мелкими кражами. Фаина придумала замечательную миниатюру. Когда барыня выходила из комнаты, гостья крала у нее будильник и прятала его под одеждой и собиралась уходить. Будильник неожиданно начинал звонить, когда гостья прощалась с хозяйкой. Желая заглушить звон будильника, воровка говорила все громче и громче, но, в конце концов, возвращала будильник барыне, а затем горько плакала, потому что понимала, что больше ей дармовых пирожков не видать. Комическое и трагическое в одном флаконе. Когда героиня Раневской начинала плакать, смех в зале обрывался.

Фаина играла в Сталинграде много и, по ее собственному выражению, "беспорядочно". Малочисленная труппа, частые замены, вечная суета… Из ролей сталинградского периода она вспоминала свою Нахлебницу да председателя завкома[46] Анну Трощину в "Чудаке" Александра Афиногенова. "Чудак" понравился Фаине настолько, что она говорила: "Мне кажется, что эту пьесу написал молодой Чехов". Огромная похвала в ее устах, ведь Чехова она боготворила. Но "Чудак" на самом деле в чем-то созвучен чеховскому творчеству, прежде всего — образом главного героя, Бориса Волгина, наивного молодого чудака-энтузиаста. Впоследствии многие сравнивали Афиногенова с Чеховым, а Волгина называли сыном или внуком чеховского Иванова. Трощина, героиня Фаины, была бюрократом и перестраховщицей. Фаина создала необычайно колоритный образ ограниченной советской чиновницы, имеющей склонность к звучным словам. Несколько таких слов она с разрешения Пясецкого, поощрявшего подобные эксперименты, добавила к роли сама. Говоря: "кружок внесет параллелизм в работу ячейки", Фаина произносила слово "параллелизм" нараспев, звучно, растягивая "л-л-л" до бесконечности.