Молодая Раневская. Это я, Фанечка...

Марину в "Патетической сонате", конечно же, играла Алиса Коонен. Она играла в Камерном все главные женские роли. Когда Рафалович приносил Таирову для ознакомления очередную пьесу, то прежде всего говорил:

— Там есть хорошая роль для Алисы.

Глава двадцать первая ЗИНКА

"Во всем мне хочется дойти

До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте.
До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины…"

Борис Пастернак, "Во всем мне хочется дойти…"

Перестроенный театр давал много новых возможностей, главной из которых стал простор. Вадим Рындин, дебютировавший в роли главного художника театра, сделал декорации в виде трехэтажного дома в разрезе, от чердака, где жили главный герой и Зинка, до подвала, в котором ютились прачка и инвалид. В бельэтаже находились роскошные апартаменты генерала Песоцкого.

— Удобно, наглядно и символично, — хвалил работу Рындина Таиров, несмотря на то, что идея была его собственной. — Сразу видно, кто чем живет.

У Александра Яковлевича было правилом хвалить дебютантов.

Стоило Фаине подумать о том, что она будет играть в одном спектакле с Алисой Коонен, как у нее начинала кружиться голова. При взгляде на декорации голова кружилась еще сильнее.

Актер Михаил Жаров, для которого "Патетическая соната" тоже стала первой работой в Камерном театре, вспоминал, что Фаина Раневская очень волновалась на репетициях. (Сам он тоже волновался, как же без этого.) Особенно усилились ее волнения, когда она увидела многоэтажные декорации и узнала, что ей предстоит подняться на третий этаж и играть оттуда.

— Александр Яковлевич, — взмолилась Фаина, глядя на Таирова, — что же вы со мной делаете?! Я же ужасно боюсь высоты! И даже если вы меня каким-то чудом поднимете на эту башню, я от страха все равно не смогу вымолвить ни слова!

— Не волнуйтесь, дорогая Фаина, — ласково сказал Таиров, беря ее под руку.

Таиров повел Фаину наверх, что-то говоря ей по дороге. Она дошла с ним до своей мансарды. Началась репетиция. Таиров попросил Жарова, которому по ходу действия надо было вбегать в Зинкину мансарду в поисках юнкера и наступать на Зинку, не "нажимать" на Раневскую, потому что та еле стояла на "третьем этаже". Жаров принял просьбу к сведению.

Когда Жаров поднимался по лестнице, хлипкая декорация шаталась и скрипела. Когда он открыл дверь, Фаина, которой полагалось наброситься на Жарова и гнать его прочь, действительно набросилась на него, схватила за руку и попросила дрожащим голосом:

— Ми-ми-шенька! Пожалуйста, не уходите, пока я не скажу весь текст! А потом мы спустимся вместе! А то мне одной спускаться страшно! Хорошо?

Слова Фаины прозвучали так трогательно и так смешно, что все, кто присутствовал на репетиции, рассмеялись. Фаина смутилась и пообещала, что сделаю все, как полагается. И сделала. Жаров считал, что Фаина сыграла свою роль великолепно.[51]

Роль Зинки Фаине и нравилась, и не нравилась.

Нравилась, потому что давала простор для самовыражения. Таиров приветствовал самовыражение своих актеров и требовал лишь одного — чтобы самовыражение укладывалось бы в концепцию постановки, не противоречило бы ей.

Роль не нравилась, потому что проститутка, мечтающая о большой и светлой любви, — шаблонный, затасканный образ, "драматический трюизм", как выражалась Павла Леонтьевна. Если в пьесе есть проститутка, то она непременно будет мечтать о любви. Велик был риск опуститься до штампов, чего нельзя было делать категорически. Таиров бы не понял и не простил, да Фаина и сама бы себе этого не простила. Даже те роли, которые ей совершенно не нравились (как, например, роль Иды Гуревич в картине Александра Мачерета "Ошибка инженера Кочина"), Раневская играла хорошо. Плохо играть она не умела. Не успела научиться за всю свою долгую жизнь.

Подумав, попробовав и так и этак, Фаина решила играть Зинку с максимальным драматизмом. Павла Леонтьевна, обычно предостерегавшая и Фаину, и других своих учеников от чрезмерного "погружения в драму", на этот раз одобрила Фаинино решение.

Зинка немолода, жалка, озлоблена. Любовь уже не в силах смягчить ее. А зачем смягчаться? Ведь жизнь прошла, прошла в убогой мансарде, от одного клиента до другого. Предложения Фаины насчет того, чтобы Зинка считала время в "клиентах", Таиров не одобрил, сказал, что это лишнее.