Читаем Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба советской молодежи) полностью

Я перевел свое снаряженiе на походный лад, снял медицинскiй халат, достал свою драгоцeнную компасную стрeлку, надeв ее на булавку, намeтил направленiе на N и провeрил свою боевую готовность.

Теперь, если не будет роковых случайностей, успeх моего похода зависит только от моей воли, сил и опытности. Мосты к отступленiю уже сожжены. Я уже находился в "бeгах". Сзади, меня ждала пуля, а впереди, если повезет, -свобода.

В торжественном молчанiи наступившей ночи я снял шапку и перекрестился, как когда-то, 14 лeт тому назад, на набережной Ялты.

С Богом! Вперед!

Среди лeсов и болот

Теперь возьмите, друг-читатель, карту "старушки-Европы". Там, к сeверо-востоку от Ленинграда вы легко найдете большую область Карелiю. Если вы всмотритесь болeе пристально и карта хороша, вы между величайшими в Европe озерами -- Ладожским и Онежским -- замeтите тоненькую ниточку рeки и на ней маленькiй кружок, обозначающiй городок. Вот из этого-то городка, Лодейное Поле, на окраинe котораго расположен один из лагерей, я и бeжал 28 iюля 1934 года.

Каким маленьким кажется это разстоянiе на картe! А в жизни -- это настоящiй "крестный путь"...

Впереди передо мной был трудный поход, километров 150 по прямой линiи. А какая может быть "прямая линiя", когда на пути лежат болота, считающiяся непроходимыми, когда впереди дикiе, заглохшiе лeса, гдe сeть озер переплеталась с рeками, гдe каждый клочек удобной земли заселен, когда мeстное населенiе обязано ловить меня, как дикаго звeря, когда мнe нельзя пользоваться не только дорогами, но и лeсными тропинками из за опасности встрeч, когда у меня нeт карты и свой 455 путь я знаю только орiентировочно, когда посты чекистов со сторожевыми собаками могут ждать меня за любым кустом...

Легко говорить -- "прямой путь!"

И все это одному, отрываясь от всего, что дорого человeческому сердцу, -- от Родины, от родных и любимых.

Тяжело было у меня на душe в этот тихiй iюльскiй вечер...

Вперед!

Идти ночью с грузом по дикому лeсу... Кто из охотников, военных, скаутов не знает всeх опасностей такого похода? Бурелом и ямы, корни и суки, стволы упавших деревьев и острые обломки скал, -- все это угрозы не меньше, чeм пуля сторожевого поста... А вeдь болeе нелeпаго и обиднаго положенiя нельзя было и придумать -- сломать или вывихнуть себe ногу в нeскольких шагах от мeста побeга...

При призрачном свeтe луны (полнолунiе тоже было принято во вниманiе при назначенiи дня побeга) я благополучно прошел нeсколько километров и с громадной радостью вышел на обширное болото. Идти по нему было очень трудно: ноги вязли до колeн в мокрой травe и мху. Кочки не давали упора, и не раз я кувыркался лицом в холодную воду болота. Но скоро удалось приноровиться, и в мягкой тишинe слышалось только чавканье мокраго мха под моими ногами, каждый шаг которых удалял меня от ненавистной неволи.

Пройдя 3-4 километра по болоту, я дошел до лeса и обернулся, чтобы взглянуть в послeднiй раз на далекiй уже город. Чуть замeтные огоньки мелькали за темным лeсом на высоком берегу Свири, да по-прежнему паровозные гудки изрeдка своим мягким, протяжным звуком нарушали мрачную тишину лeса и болота.

Невольное чувство печали и одиночества охватило меня. 456

Горькiя мысли

Боже мой!.. Как могло случиться, что я, вот, очутился в дебрях карельских лeсов в положенiи бeглеца, человeка "внe закона", котораго каждый должен преслeдовать и котораго каждый безнаказанно может убить?..

За что разбита и смята моя жизнь? И неужели нeт иной жизни, как только вот так -- по тюрьмам, этапам, лагерям, ссылкам, в побeгах, опасностях, под постоянным гнетом, не зная дома, семьи и никогда не будучи увeренным в кускe хлeба и свободe на завтра?

И неужели не было иного пути, как только уйти из родной страны, ставшей мнe не матерью, а мачехой...

Неужели надо было смириться? Неужели признать справедливость жертв, страданiй и смертей? Неужели стать соцiалистическим рабом, кроликом для вивисекцiй? Или самому превратиться в погонщика рабов и самому проводить такiе опыты?..

Нeт! Уж лучше погибнуть в этих лeсах, чeм задыхаться и гнить душой в этой странe рабства. И пока я еще не сломан, пока есть силы и воля -- надо бeжать и разсказать там, в ином мiрe, обо всем, что я видeл здeсь... И "там" продолжать мою борьбу. А тут остаться я могу только за рeшетками. Иной жизни у меня не будет.

Вопрос поставлен правильно. Смерть или свобода. Третьяго пути не дано... Ну, что-ж... Мы еще повоюем, чорт возьми!

Я глубоко вздохнул, сжал зубы, тряхнул головой и вошел во мрак лeсной чащи...

Четырнадцать

Четырнадцать дней... Т о л ь к о четырнадцать дней!.. А о них можно написать томы, ибо каждый из этих дней был наполнен напряженiем тысяч опасностей, тысяч мелочей, от каждой из которых буквально зависила жизнь...

И каждый из этих дней стоит в памяти, как будто это все было только вчера. И часто по ночам просыпаешься в поту, и кажется, что вот-вот только что зеленое карельское болото отпустило твои ноги из своего неумолимаго капкана... 457

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / История
100 знаменитых чудес света
100 знаменитых чудес света

Еще во времена античности появилось описание семи древних сооружений: египетских пирамид; «висячих садов» Семирамиды; храма Артемиды в Эфесе; статуи Зевса Олимпийского; Мавзолея в Галикарнасе; Колосса на острове Родос и маяка на острове Форос, — которые и были названы чудесами света. Время шло, менялись взгляды и вкусы людей, и уже другие сооружения причислялись к чудесам света: «падающая башня» в Пизе, Кельнский собор и многие другие. Даже в ХIХ, ХХ и ХХI веке список продолжал расширяться: теперь чудесами света называют Суэцкий и Панамский каналы, Эйфелеву башню, здание Сиднейской оперы и туннель под Ла-Маншем. О 100 самых знаменитых чудесах света мы и расскажем читателю.

Анна Эдуардовна Ермановская

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Медвежатник
Медвежатник

Алая роза и записка с пожеланием удачного сыска — вот и все, что извлекают из очередного взломанного сейфа московские сыщики. Медвежатник дерзок, изобретателен и неуловим. Генерал Аристов — сам сыщик от бога — пустил по его следу своих лучших агентов. Но взломщик легко уходит из хитроумных ловушек и продолжает «щелкать» сейфы как орешки. Наконец удача улабнулась сыщикам: арестована и помещена в тюрьму возлюбленная и сообщница медвежатника. Генерал понимает, что в конце концов тюрьма — это огромный сейф. Вот здесь и будут ждать взломщика его люди.

Евгений Евгеньевич Сухов , Евгений Николаевич Кукаркин , Евгений Сухов , Елена Михайловна Шевченко , Мария Станиславовна Пастухова , Николай Николаевич Шпанов

Приключения / Боевик / Детективы / Классический детектив / Криминальный детектив / История / Боевики
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное