На некоторых из наиболее тонких элементов декора сильно выражена панэллинская тема. Лицо Афины появляется из-под тени гребня шлема, а сбоку от кирасы она изображена на другой небольшой золотой пластине, позой напоминая
Золотой ларнакс, в котором когда-то хранились кремированные останки царя, выставлен напротив вестибюля, «его» и «ее» украшения таинственно светятся в сумраке, словно в диалоге друг с другом. Золотой венок Филиппа, смятый и лежавший рядом с его костями, висит теперь над ларнаксом, сияющий изобилием дубовых листьев и желудей, – тот самый венок, который он, возможно, носил в роковой день своего убийства. С одной стороны венок оплавлен, а среди останков костра на своде гробницы найдено несколько отпавших желудей и листьев – кто-то явно выхватил венок из пламени, прежде чем его успели сжечь. То же сделали и с церемониальным щитом – видимо, существовал некий неизвестный нам погребальный ритуал.
Кости Филиппа хорошо сохранились по сравнению с другими кремированными останками. Тело царя могло быть завернуто в какой-то плотный, огнеупорный плащ или лежать на негорючей поверхности внутри костра[813]
. Те, кто был ответственным за сбор его останков, проделали тщательную работу: нашли и сохранили даже молоточек – косточку в среднем ухе, одну из самых маленьких в человеческом теле[814]. Их сложили в ларнакс в анатомически правильном порядке: череп сверху, длинные кости внизу[815]. Помимо фрагментов царских одежд и венка, на костях выявлены следы композитного материала, содержащего белый пигмент, известный как египетский хантит, – вероятно, это все, что осталось от религиозной или посмертной маски, которую положили поверх останков[816]. Исследование скелетного материала добавило интересные подробности, связанные с внешностью и здоровьем Филиппа. Оценки роста варьируют от 160 до 170 сантиметров, он не был высоким человеком даже по древним меркам[817]. Узлы Шморля, обнаруженные на его нижних позвонках, указывают на интенсивную верховую езду. Много внимания было уделено черепу в надежде найти рану от стрелы, которую он получил в Мефоне, но фрагментарность костей и их деформация, вызванная высокой температурой, затрудняют выводы. Однако есть признаки того, что Филипп страдал рецидивирующей инфекцией (возможно, синуситом – воспалением околоносовых пазух), которая могла возникнуть в результате травмы лица. Единственной раной, идентифицированной с уверенностью, был след от небольшого лезвия на одной из костей пальца левой руки – такая рана упоминается в древних источниках как одна из известных травм Филиппа[818].