Я на секунду завис, пытаясь понять, кто же такой этот Като. Но экзотичность фамилии дала мне понять, что Кингсли имеет в виду того азиата. В ответ на это предположение, я пожал плечами.
— Мне интересы вы. — прямо сказал я, выпрямившись, будто это было что-то дерзкое, что-то, что меня нисколько не смущало. Вообще-то, так оно и было.
Моя откровенность не поставила американца в неловкое положение. Он продолжал улыбаться, лишь на секунду опустив взгляд.
— Боюсь, — вдруг сказал он. — мы на разных сторонах.
Я на секунду опешил, распахивая глаза, но догнав, что мистер Кингсли имеет в виду ориентацию, а не вид деятельности, вернул себе невозмутимость.
— А я боюсь, мистер Конгрессмен, что имел в виду деловой план. — я смог скрыть разочарование, постигшее меня, за коварной ухмылкой.
Несмотря на то, что изначально мой примерный план состоял в том, чтобы использовать американца действительно по делу, я был раздосадован. Буквально после пары первых реплик, я ощутил что-то странно напоминающее влюблённость. В чём было дело, я не мог понять. Майлз Кингсли был полной противоположностью Джиму, но что-то в нём меня, очевидно, тронуло. Возможно, я смогу разузнать, что именно.
Тем временем Кингсли наконец-то смутился. Совсем чуть-чуть. Его выдал вырвавшийся смешок, а ещё он повернул голову влево (Так делали почти все политики, которых я встречал. Словно оглядывались, ища в толпе того, за кого можно было бы зацепиться, чтобы уйти от разговора, начинающего становиться неловким).
— Ах, вот как. Прошу прощения, мистер Мориарти.
— Ничего страшного. — заверил я конгрессмена.
Мужчина засунул руки в карманы и спросил:
— Так чем я могу быть полезен?
Мы гуляли по дому. Лавируя среди остальных гостей, уходя всё глубже в сад, прочь от музыки и посторонних, я подводил конгрессмена США к истинной цели моего визита сюда.
— Вы же знаете здесь всех американцев. — сказал я, отодвигая в сторону лист низкорослой пальмы. — Мне нужны те, у кого проблем по горло.
— Вы очень прямолинейны, Эдвард. — заметил Майлз, размеренно шагая рядом и держа руки перед собой в замке.
— Да, потому что мне незачем лгать. — отозвался я, наслаждаясь иллюзией уверенности.
Мужчина тихо ухмыльнулся, глянув на меня.
— Сколько вам лет?
— Девятнадцать.
— Вы довольно молоды. Я бы сказал, очень молоды.
Я слегка пожал плечами.
— Возраст — это лишь цифра. — повторил я слова Майкрофта, некогда сказанные мне самому. На этот раз воспоминания не мучали, а ласково щекотали, отчего я необычайно легко улыбнулся.
Я нравился Кингсли. Жаль, конечно, что не в том самом смысле.
Конгрессмен был рад покинуть шумный зал. Сейчас мы шли по коридору. Я мельком оглядывал статуи, картины и вазы. Ничего нового. Ничего особенного.
— Вы сказали, что хотите решить все проблемы тех, кого я назову. — американец подводил к коварному вопросу. — Но зачем Вам это?
Я незаметно вздохнул, припоминая все ответы Джима на похожие вопросы. Ах, да, их же и не было.
— Это игра. — сказал я, чуть пожав плечами и глядя на ковёр перед собой.
— А она законная? — вдруг поинтересовался Конрессмен и получил от меня отрицательный ответ и искреннее сожаление в глазах. — Тогда я ничем не могу помочь. — с той же меланхоличной грустью ответил мне Кингсли.
Я остановился и ещё раз внимательно вгляделся в мужчину перед собой.
— А Вы приверженец порядка?
— Разумеется.
— И сами его соблюдаете?
— Само собой.
Я глядел прямо в глаза Майлза, пытаясь уличить его во лжи.
— Но вы политик. — с некой ноткой враждебности заявил я.
Майлз ничуть не смутился.
— А Вы много политиков встречали?
Я кивнул.
— И все они были лжецами и лицемерами?
Здесь я замялся.
— Есть одно исключение. — хрипловатым голосом отозвался я. — Но лишь одно. — мои глаза воинственно взметнулись от пола на мужчину. — Все остальные не заслуживают доверия народа.
Американец медленно закивал и вздохнул.
— Не каждый способен оставаться альтруистом, получив власть. — просто ответил он. — Взращивать нравственно положительное поколение сложно, но моя страна прилагает к этому немалые усилия. Чтобы наши дети были свободны и добродетельны. Но всё же, как писал Платон, правителям государства надлежит применять ложь как против неприятеля, так и ради своих граждан — для пользы своего государства, но всем остальным к ней нельзя прибегать.
Я было открыл рот, но Майлз меня опередил:
— Разумеется, это не про всех. Я согласен, что много людей правительства продажны. Но запомни, Эдвард, — Майлз вдруг вырос надо мной как Пизанская башня. — как отличить хорошего политика от плохого: хороший приходит к власти не потому что это выгодно ему, не потому что он находит в этом удовлетворение, а по необходимости, не имея возможности поручить это дело кому-нибудь, кто лучше него или ему равен.
Мне вдруг стало нехорошо. Всё снова рушилось, искажалось. Я увидел перед собой Майкрофта и в ужасе отпрянул. В следующую секунду на меня смотрел рыжеволосый американец.
— Всё в порядке?
Я поправил пиджак и провёл рукой по волосам.
— На самом деле нет. — вдруг признался я.
— Я могу как-нибудь помочь?