Молодой Бояркин

Вечером Бояркин долго лежал без сна, думая о том, что если в каждом человеке есть

какой-то талант, как утверждали это великие педагоги, то как его обнаружить в Наденьке? В

свою бездарность она верила вполне искренне, потому что хорошо усвоила это с материными

и теткиными тычками по голове, когда не могла справиться с уроками. Как внедрить теперь в

нее хоть небольшую уверенность, надежду? Николай понял, что начал он с ошибки. Не надо

было трогать музыку, потому что Наденька считает неспособной себя к ней и теперь

распространит свое неверие и на все остальное. Спешить тут не нужно. Если в Наденьке что-

то есть, оно все равно проявится. Надо просто подождать.

* * *

В конце недели Наденька съездила в деревню к тетке Тамаре и привезла тюк

постельного белья и двести рублей в придачу – это был подарок тетки, которая признала

свадьбу законной. Бояркин, не привыкший к подаркам, почувствовал себя очень обязанным.

Через неделю он и Наденька поехали в Микишиху, надеясь чем-нибудь помочь тетке

по хозяйству. Деревня была рядом с автомобильной трассой и с высокой насыпи виделась

почти вся с маленькими белеными домиками.

Первый, недавно выпавший снег стаял, и зима как будто отступила. Воздух в эти дни

был прозрачный и холодный. Выйдя из автобусного бензинного тепла, Николай и Наденька с

наслаждением вздохнули полными легкими.

Вечером тетка угостила их домашней настойкой, а пока собирала на стол,

раскраснелась и вся задышала приветливостью и уютом.

– Ну, и как вы поживаете? – спросила она, выпив рюмку.

Бояркин вдруг вспомнил, что тетка Тамара имеет влияние на Наденьку, и решил этим

воспользоваться.

– Ссоримся, – с улыбкой доверился он. – Никак не могу заставить ее чем-нибудь

увлечься. Что-то не хочет она прислушиваться ко мне.

Николай был уверен, что скажи сейчас Тамара Петровна Наденьке "прислушиваться"

и та послушается.

– А что, так-то Наденька плохая для тебя? – с обидой спросила добрая тетка. – Да ведь

такую хозяйку поискать. Все умеет – и сварит, и помоет. Ведь она же росла-то без отца, без

матери…

И Бояркин замолчал, поняв, что доброта доброте рознь. Она бывает для всех, как

лампочка под потолком, а бывает узким лучом для одного.

Никакой посильной работы в хозяйстве тетки Тамары не нашлось. В этот год она за

четыреста рублей продала корову и двести рублей подарила им. Николай, узнав о корове и

осмотрев дом тетки Тамары – старый, уходящий в землю, с разбитой дверью, – понял,

насколько искренне она желала счастья любимой племяннице, Счастье предназначалось в

первую очередь именно для Наденьки, Бояркин же служил лишь средством для этого. Но так

как он тоже был вынужден пользоваться теткиными деньгами, то задолженность перед ней

почувствовал просто мучительно. Причем это была задолженность, которую можно было

оплатить только хорошей жизнью с Наденькой. Хорошей опять же в представлении тетки

Тамары.

На второй день в Микишихе Николай и Наденька лежали на расчатом стоге сухого,

щекочущего сена за деревней. Вверху висели облака – огромные, объемные и белые. Должно

быть, глядя на такие облака, предки и придумали небесный мир, в котором все совершенней

и чище. К Бояркину при виде спокойных облаков обычно возвращалась детская утопическая

мечта о свободном парении.

– Ой, какой там человечек! – воскликнула вдруг Наденька. – Вон прямо над нами.

– Где? Не вижу, – сказал Бояркин, обрадованный тем, что Наденька видит то, чего не

видит он сам. Ему вообще хотелось какого-нибудь ее превосходства.

– Как же ты не видишь, – с досадой проговорила Наденька. – Сейчас уже исчезнет… на

ребеночка похож…

И тут она осеклась, испугавшись, что выдала себя тем, что произнесла слово

"ребеночек", и тем, как нежно его сказала.

– А нарисовать его ты бы смогла? – спросил Бояркин, лежа на спине.

– Наверное, смогла бы, – рассеянно ответила Наденька.

– Ах, так вот оно в чем дело! Вот! – воскликнул Николай, с шуршанием повернувшись

и взглянув ей в глаза. – Я верил в тебя. Теперь я знаю, что тебе нужно.

Нетерпеливому Бояркину требовалось совсем немного. В городе он купил Наденьке

хороший альбом, с трудом достал наборы цветных карандашей и фломастеров. И потом

каждый день тайно проверял, не появилось ли что в этом альбоме. Там ничего не появлялось.

"Напрасно я с ней вожусь, – начал подумывать Бояркин, – ничего из нее не выйдет. Но я не

имею права оставить ее, не испробовав все. Надо сделать так, чтобы после меня она

продолжала жить более наполнено. Надо потерпеть".

По выходным дням Бояркин стал бывать в читальном зале городской библиотеки,

деловая атмосфера которого заставляла его внутренне подтягиваться и требовательней

относиться к себе самому. Работал он до изнеможения: когда голова тяжелела, откидывался

на спинку стула и, отдыхая, смотрел на книжные полки за открытыми дверями. Когда-то

множество книг пугало. Теперь он думал, что человеческий мозг в состоянии освоить куда

больше, чем написано во всех этих книгах. Пространство мозга неограниченно; в маленьком

кусочке активированного угля столько пор, что площадь их стенок составляет десятки

квадратных метров. Это трудно представить, но это так. То же и с человеческим мозгом. И