Молодость с нами

Для Оли эта книга была дороже всех миллионов земного шара, потому что на первом листе этой книги

рукой Журавлева было написано: “Я тоже хочу читать эту книгу, с тобой вместе, всю жизнь, никогда не

расставаясь. Виктор”.

Оля прижала книгу к груди, коснулась губами ее переплета. Она даже не услышала нового звонка в

передней.

Это пришла Варя, которая тоже принесла Оле какой-то пакет, обняла ее, поцеловала. Варин пакет Оля

развертывать не Стала, он был оставлен на диванчике в передней.

После восьми часов звонок почти не умолкал. Шли Нина Семенова, Тоня Бабочкина, Коля Осипов с

женой. Маруся Ершова прийти отказалась: она все еще враждовала с Ниной Семеновой.

Нина Семенова привела студента пятого курса; он был моложе ее года на три; Нина смотрела на него с

обожанием; больше ни на кого она и не смотрела, а он был толстый, с глупым лоснящимся лицом и, видимо,

считал себя красавцем, потому что все время принимал картинные позы. На то, что он придет с Ниной, Оля

согласилась, лишь чтобы те обидеть Нину.

Во время самой большой толкучки в прихожей принесли телеграмму от Кости, который поздравлял

сестренку и жалел, что не может приехать.

Когда сели за стол, оказалось, что гостей не двадцать три, а все двадцать семь. Варя сказала, что ведь,

наверно, еще и Павел Петрович придет: “Нет, — ответила Оля. — Он поздравил меня утром, подарил вот эти

часы и сказал, что не хочет мешать молодежи”. Варя очень расстроилась. Все время повторяя себе, что не

должна больше с Павлом Петровичем встречаться, она шла на Олин день рождения только для того, чтобы

увидеть его, его, его и никого больше. Если его не будет, то и ей тут делать нечего. Она не видела и не слышала

происходившего за столом, она механически отвечала на вопросы, обращенные к ней, за что-то кого-то

благодарила, подымала бокал, и все было как в густом тумане.

Первую речь оказала Люся. Она сказала, что Оля хорошая девчонка и что хотя хороших девчонок на

свете немало, их все равно надо беречь, холить и лелеять, и вот за одну из них надо еще и выпить и крепко ее

поцеловать. Она отпила немножко шампанского, потому что больше ей было нельзя — кормящая мать! — и

поцеловала Олю. Кричали “ура”, подруги тоже целовали Олю; под общий шумок исхитрился чмокнуть ее в

щеку и толстый студент. Оля вытерла щеку салфеткой и взглянула искоса на Виктора. Виктор почему-то сидел

очень далеко от нее. Он видел выходку толстого студента, глаза у него сделались злые. Заметив это, Оля еще

яростнее принялась тереть щеку, думая, что так Виктору будет приятней; лицо ее выражало подчеркнутую

брезгливость и негодование.

За столом болтали, кричали, разговаривали все враз, просили слова, — было так, будто еще в

институтские времена, потому что большинство Олиных гостей, кроме Журавлева, Коли Осипова, Вари и еще

двоих-троих, все еще не вступили в самостоятельную жизнь, все еще учились, если не в институтах, то в

аспирантуре или на каких-нибудь курсах. И еще не многих из них жизнь взяла в оборот, подобный тому, в какой

она брала Люсю и Георгия, и они еще не расстались с юностью; юность еще стояла за их плечами, чудесная и

хмельная, как весна, она дергала их за языки, подымала со стульев, бросала друг другу на шею.

— Товарищи, товарищи! — долго и упорно просил слова Георгий, и когда кое-как утихли, он заговорил:

— Дело в том, товарищи, что все мы еще мальчишки и девчонки, так сказать, ученички. А вот Ольга Павловна

Колосова — учительница! Это устанавливает должную дистанцию между нами и ею. Поэтому болтать что

попало в присутствии Ольги Павловны я вам не рекомендую. Я расскажу лишь одну историю. В институте

физкультуры был преподаватель плавания. Это был выдающийся мастер своего дела. Он подготовил сотни

отличных пловцов. В специальном зале его ученики всю зиму отрабатывали соответствующие плавательные

движения, он помогал им шлифовать каждую тонкость этих движений, потом он пускал их в бассейн, потом

дальше — в реки, в озера и в моря. Они плавали и славили своего великого учителя. Но вот однажды учитель

нечаянно упал в воду. Ученики ждут, когда он появится на поверхности. Его все нет и нет. Минута прошла, две

прошли, семь. Кто-то сказал: ну и легкие у Семена Семеновича, столько выдерживает! А потом его достали

водолазы. Он утонул. Учитель плавания никогда до этого не бывал ни в какой иной воде, кроме как в банной, и

совершенно не умел плавать.

Все засмеялись, а Георгий закончил:

— Главное для учителя — не самому уметь делать то, чему он учит, а уметь учить других это делать!

— Это что — намек? — воскликнула Оля. — Может быть, я, по-твоему, не знаю истории?

Все опять засмеялись, и в этот момент в дверях раздался голос:

— А тем временем ваши пальтишки, шляпки и зонтики грузят в грузовик. Двери-то не заперты.

В столовую вошел полковник Бородин. Он был в гражданском костюме — в просторном пиджаке и

вышитой холщовой косоворотке, брюки засунул в голенища сапог и походил так на председателя богатого