Молодые и злые (СИ)

Только сейчас она поняла, что потратила все силы на бессмысленную борьбу, пытаясь вписать в привычный мир, в понятные ей стандарты и схемы чувство, которое было больше этого мира, больше их самих, больше всей Вселенной. И чем яростнее она сражалась, тем глубже были раны и разгромнее поражения. В пылу атаки, вооруженная впитанными с детства канонами общества и законами природы, диктующие женщинам естественные желания семьи, потомства, дома и быта с любимым мужчиной, Кира не замечала, что чем ближе они друг к другу, тем сильнее между ними электромагнитное поле, раскидывающее их на разные полюса.

Теперь все поступки и решения Макса виделись ей в совершенно ином свете, все, за что она проклинала и ненавидела его, оказалось лишь проявлением любви и заботы. Каждым своим действием, каждым шагом он воспитывал ее, учил жить с этим чувством в сердце, быть счастливой уже от того, что оно есть, быть самодостаточной и независимой, находить в преследующей их боли источник силы и развития. Им не нужно было находиться рядом, чтобы быть вместе, не нужно было разговаривать, чтобы слышать друг друга, не нужно было дотрагиваться, чтобы чувствовать прикосновение. Они и так были частями единого целого, но Кира была слишком занята врабатыванием их чувств в стандарты института семьи и брака, чтобы заметить это.

Нет, эта любовь не терпела обыденности и повседневности, ей не было места в ЗАГСах и роддомах, она не подчинялась правилам и законам людей. Она парила в облаках, прекрасная и чистая, любовь, которой никогда не суждено было сбыться, и поэтому она будет жить вечно.

Громова вышла из ванной и остановилась, прислонившись плечом к встроенному платяному шкафу. Черышев все еще спал, уютно подмяв под себя одеяло и едва различимо посапывая. Он выглядел таким спокойным и умиротворенным, таким милым и родным, что девушка невольно улыбнулась.

Неслышно присев на край кровати, Кира осторожно провела кончиками пальцев по его волосам, тревожа растрепавшиеся пряди. Она смотрела на него и думала о том, что, по-хорошему, надо было бы его прогнать — снова попытаться объяснить невозможность их союза, придумать какую-нибудь новую причину, которую он сочтет весомой, или попросту обидеть побольнее, чтобы уж наверняка… Так было бы намного правильнее и честнее, чем сидеть сейчас возле него и наблюдать за ним спящим, исподтишка разглядывая длинные, подрагивающие во сне ресницы. Но в исходящем от него потоке тепла было так хорошо и уютно, в его ровном дыхании было столько спокойствия и уравновешенности, которые в ее издерганной полярными эмоциями нервной системе отсутствовали, как класс, а в налитых под кожей мышцах столько надежности и защиты, которых ей так недоставало, чтобы идти дальше, что у девушки просто не хватило духу отказаться от всего этого прямо сейчас.

«В конце концов, я не виновата, что он выбрал меня», — подумала Громова, прерывисто вздыхая и отходя обратно к шкафу, в который вчера кое-как распихала свои вещи. — «Сам вляпался, вот пусть сам и выпутывается».

Выбрав из подготовленного Диего черно-белого стилевого разнообразия черный брючный костюм мужского кроя и белую рубашку, Громова переоделась и, придирчиво оглядев свое отражение в зеркальной дверце шкафа, неслышно прошмыгнула за дверь.

Только зайдя в столовую и погрузившись в буйство царивших там ароматов, Кира поняла, что последние двое суток ее организм функционировал исключительно на кофе и кокаине. Голод внезапно стал нестерпимым, и повинуясь первобытному инстинкту, девушка набрала на свой поднос в два раза больше еды, чем была способна съесть. Не замечая никого вокруг и даже не здороваясь, она уселась за первый попавшийся столик и засунула в рот сразу половину круассана, попутно смахивая с лацканов пиджака щедро осыпающиеся на него слоеные крошки. Протолкнув застревающую в горле сдобу внутрь с помощью кофе, Громова намазала оставшуюся половину булки толстым слоем абрикосового джема и отправила вслед за первой. Не успела она дожевать свою добычу, как чьи-то немаленькие ладони перекрыли ей обзор, игриво закрывая глаза.

— Дзюба, твои гигантские руки невозможно ни с чем перепутать! — хихикнула она, прикрывая ладошкой набитый рот.

— Мало ли, может тебе теперь по вкусу другие, — капризно протянул Артём, опуская руки ей на плечи. — Маленькие такие, испанские…

— Не такие уж и маленькие, — хмыкнула Кира и кивнула на стул напротив себя. — Сядь.

— А чего так строго-то? — проворчал футболист, обходя стол и неприкрыто разглядывая ее костюм. — Или про него уже и шутить нельзя? Любовь навеки?

— Тём, я скажу один раз, и больше мы к этому возвращаться не будем, — дождавшись, пока он сядет и наклонившись к нему ближе, проговорила Громова. — Оставь Дениса в покое. Я не шучу.

— С радостью! Как только он оставит в покое тебя, — широко улыбнулся Дзюба, нагло окуная палец в блюдце с ее джемом и с самодовольным видом засовывая его в рот.

— Все останется, как есть, и ты в это влезать не будешь, — пробурчала девушка, отодвигая от него тарелку.