Он был испанцем больше, чем был русским, он вырос в этой стране, говорил и даже думал на другом языке. И там, на его настоящей Родине, была девушка, которая любила его и подходила ему намного больше, чем она, Кира Громова. Да, у них возникли трудности, возможно, они поторопились с решениями, — она слегка перегнула со свадьбой, он малодушно испугался… Но это не отменяло того, что они все еще могли стать отличной парой, даже семьей, если дадут друг другу время, не потеряют своей душевной близости, своей связи… А судя по его интонациям, по жестам и улыбке, с которой он смотрел на телефон, когда на нем высветилась ее фотография, они не потеряли.
Кира запустила пальцы в волосы и с глухим стоном опустила лицо на колени.
С чего она вдруг взяла, что нужна ему? Зачем молодому красивому парню с карьерой в испанской футбольной лиге обычная питерская девчонка не первой свежести с полным букетом социальных проблем, больной спиной и документально неподтвержденной наркотической зависимостью, когда есть идеально правильная испаночка, способная плодиться и размножаться по всем канонам Ветхого завета? Какой ему резон разбираться с чужими тараканами, если можно просто наслаждаться жизнью с человеком, который говорит с тобой на одном языке в прямом и переносном смысле?
Внезапно Громова поняла, что у нее больше нет сил слушать этот испанский треск в собственных ушах, а особенно искаженный динамиком голос Кристины, против воли проникающий глубоко в голову и рисующий бесконечное множество вариантов перевода ее фраз. Девушка тихо поднялась с кровати и, натянув на себя валявшиеся на полу шорты и футболку, бесшумно вышла их комнаты. Черышев, увлеченный разговором, продолжал стоять лицом к окну и даже не заметил ее ухода.
Кира выбежала на улицу через главный вход и остановилась на парадном крыльце, тяжело дыша и пытаясь заполнить сдавленные легкие воздухом. Вздохнуть полной грудью никак не получалось, будто внутри был перекрыт какой-то клапан, и кислород теперь мог поступать только отрывистыми клочками. Слезы заполнили глаза, душа жалостью и ненавистью к себе, своей ничтожности, глупости, беззащитности перед элементарной очевидностью.
Задыхаясь, Громова добежала до парка и, свернув на первую же неосвещенную дорожку, уселась прямо на траву спиной к свету и накрыла голову руками. Слезы хлынули уже в полную силу, несдерживаемые и неконтролируемые, выливая вместе с соленой водой всю ярость и обиду на очередную пощечину жизни.
Она не злилась ни на Черышева, ни на Кристину, только лишь на себя. Они не были виноваты в том, что не смогли сразу разобраться в своих чувствах, у них впереди была вся жизнь, чтобы исправить свои ошибки и научиться понимать друг друга. Кристина не была виновата в том, что любила его и хотела замуж, а Денис не совершил такого уж колоссального преступления, позволив себе небольшое приключение на выезде.
Зато ее собственная вина виделась ей неподъемной, невыносимой, непростительной — она позволила себе поверить. Она, Кира Громова, которая прошла через столько предательств, лжи, происков конкурентов, неверных мужчин, интриг и собственных преступлений, она поверила этим ласковым голубым глазам, будто пятнадцатилетняя девчонка, на которую впервые обратил внимание мальчик в школе. И ничто не смогло защитить ее — ни опыт, ни набитые шишки и ссадины, ни даже Макс, всегда так бережно охранявший ее душу от любых посягательств чужаков. Она думала, что надежно прикрыта со всех сторон, но эта самоуверенность, в конечном счете, и сыграла с ней злую шутку. Она попалась в ловушку, и теперь ей оставалось только оплакивать собственный идиотизм, пытаясь смыть слезами следы его губ со своего лица и наслаждаясь заслуженным, долгожданным, ненавистным одиночеством.
— Кира, это ты? — услышала она за своей спиной мужской голос и вскрикнула от неожиданности.
Резко развернувшись, девушка увидела стоящего рядом Головина в белом спортивном костюме и вздрогнула еще раз, хмуро размазывая по щекам слезы.
— Головин, ты больной совсем, так людей пугать? — проворчала девушка. — Чего ты тут ночью бродишь весь в белом, как привидение?
— А ты чего тут ревешь на весь парк, как медведь? — отшутился футболист, присаживаясь рядом.
— Я не реву, — буркнула Громова, шмыгая носом.
— Ага, это мне послышалось, наверное, — хмыкнул Саша, протягивая ей пачку бумажных платков. — Кир, что случилось? Тебя обидел кто-то?
— Природа меня обидела, — пробубнила Кира, шумно сморкаясь в салфетку. — Не дала мозгов. Все в рост и сиськи ушло.
— Не говори так, ты умная и красивая, — улыбнулся Головин, подтягивая к груди колени и имитируя ее позу.
— Да уж, только это что-то не помогает, — кивнула девушка, вытирая нос и пальцем проталкивая использованный платок в узкий карман шорт.
— Все наладится. Не переживай так, — ласково проговорил Саша, несмело поглаживая ее по плечу.
— А ты почему не спишь? — хмуро глядя на его ладонь на своем плече, вдруг настороженно спросила Громова.
— Не могу уснуть, — пожал плечами парень. — Вышел вот подышать воздухом, может, поможет.