Молодые львы

Солдаты медленно двинулись за ними. Преодолев треть подъема, Гарденбург короткими взмахами руки начал показывать каждому, где он должен зарыться в песок. Их осталось тридцать семь человек, и Кристиан напомнил себе, что надо справиться у лейтенанта, что случилось с остальными. Когда Гарденбург расставил всех, получилась длинная неровная линия, протянувшаяся с большими промежутками поперек склона. Кристиан оглядел зарывающиеся в песок фигурки и внезапно понял, что стоять в этих окопах придется до конца: если англичане их атакуют, отступить по открытому склону не удастся. Вот тут он начал осознавать, что происходит.

– Дистль, – вырвал его из раздумий голос лейтенанта. – За мной!

Вслед за Гарденбургом он вернулся к проложенной в песке колее и молча помог лейтенанту закатить мотоцикл на вершину. Время от времени кто-то из солдат переставал копать, задумчиво наблюдая за двумя мужчинами, тащившими мотоцикл к гребню холма. Кристиан совсем выбился из сил, когда они наконец преодолели подъем. Тяжело дыша, он повернулся и вместе с Гарденбургом оглядел цепочку людей, закапывающихся в песок. Какая-то нереальная мирная картина: луна, бескрайняя пустыня, неспешные взмахи лопат… прямо эпизод из Библии.

– Если начнется бой, они не смогут отступить, – помимо воли вырвалось у Кристиана.

– Совершенно верно, – бесстрастно ответил Гарденбург.

– Они тут умрут.

– Правильно.

И тут Кристиану вспомнились слова Гарденбурга, произнесенные еще в Эль-Агейле: «В критической ситуации, когда надо продержаться как можно дольше, умный офицер расставляет людей так, чтобы лишить их возможности отступать. Если занятая позиция предлагает им на выбор лишь два варианта: сражаться или умереть, значит, офицер выполнил порученное ему дело».

– Что произошло? – спросил Кристиан.

Гарденбург пожал плечами:

– Англичане прорвали фронт по обе стороны от нас.

– Где они сейчас?

Гарденбург окинул усталым взглядом орудийные вспышки на юге и чуть более отдаленные – на севере.

– Кто знает? – Он наклонился, взглянул на приборный щиток мотоцикла. – Километров на сто бензина хватит. Сможешь удержаться на заднем сиденье?

Кристиан наморщил лоб, пытаясь сообразить, о чем, собственно, речь. Наконец ему это удалось.

– Да, господин лейтенант.

Кристиан вновь повернулся, чтобы посмотреть на зарывающиеся в песок фигурки людей, которым предстояло умереть на этом склоне. На мгновение у него мелькнула мысль сказать Гарденбургу: «Нет, господин лейтенант, я останусь здесь». Но какой толк от такого героизма?

Война, конечно же, имеет свою систему ценностей, и Кристиан понимал, что поступок Гарденбурга – не трусость, не стремление спасти свою шкуру. Да, сейчас он хотел остаться в живых, но лишь для того, чтобы на другой день заставить врага заплатить куда более высокую цену за его жизнь. Эта жалкая горстка людей не могла оказать серьезного сопротивления противнику. Наверное, они задержат продвижение английской роты на час, но не более того. Если он и Гарденбург здесь останутся, их усилий не хватит даже на то, чтобы продлить сопротивление еще на десять минут. Такой вот получался расклад. Возможно, в следующий раз умирать на склоне холма оставят его, а кто-то другой будет трястись на заднем сиденье мотоцикла в надежде на спасение.

– Останься здесь, – приказал Гарденбург. – Сядь и отдохни. Я должен спуститься к ним и сказать, что мы едем за взводом минометчиков, которые поддержат огнем нашу оборонительную позицию.

– Слушаюсь, господин лейтенант, – ответил Кристиан, и у него тут же подогнулись колени.

Он увидел, что Гарденбург спускается к окопчику, который рыл Гиммлер, а потом завалился набок и заснул еще до того, как его голова коснулась земли.

Кто-то грубо тряхнул его за плечо.

Кристиан раскрыл глаза и посмотрел на лейтенанта. Он знал, что не сможет сесть, не сможет встать, не сможет пройти два шага до мотоцикла. Ему хотелось сказать: «Оставьте меня в покое», – и вновь провалиться в сон. Но Гарденбург схватил его за грудки и потянул вверх. Каким-то образом Кристиану удалось встать на ноги. Шаг, другой, сапоги хрустели по песку, и это напоминало ему хруст накрахмаленного белья под утюгом матери. Кристиан помог Гарденбургу сдвинуть мотоцикл с места. Лейтенант легко перекинул ногу через седло и начал пинать педаль стартера. В моторе что-то трещало, но заводиться он не желал.

Кристиан наблюдал, как Гарденбург в тусклом лунном свете яростно терзает несчастную педаль. Он понял, что они не одни, лишь когда человек подошел к ним практически вплотную. Это был Кнулен, тот самый, что плакал в кузове грузовика. А теперь он нарушил приказ, прекратил рыть окоп и следом за лейтенантом поднялся на гребень холма. Кнулен ничего не говорил. Он просто стоял и смотрел, как лейтенант вновь и вновь пинает педаль.

Гарденбург заметил его, медленно, глубоко вдохнул, слез с мотоцикла и повернулся к солдату.

– Кнулен, возвращайся на пост.

– Слушаюсь, господин лейтенант, – ответил Кнулен, но не сдвинулся с места.