Молодые львы

– А ты, однако, эгоист. – Майкла удивило отвращение, с которым Павон выплюнул это слово. – Господи, как я ненавижу солдат-интеллигентов! Думаешь, что у армии в это время нет других дел, кроме как заботиться о том, чтобы ты принес достойную жертву на алтарь отечества, достаточную для того, чтобы умаслить свою паршивую совесть? Не нравится тебе эта служба? – Он не говорил, а рубил. – Ты думаешь, водить на войне джип – занятие, недостойное выпускника колледжа? И чувство неудовлетворенности не покинет тебя, пока тебе не оторвет яйца? Армию не интересуют твои проблемы, Уайтэкр. Армия использует тебя, когда сочтет нужным, можешь не волноваться. Может быть, только на одну минуту за все долгих четыре года, но использует. И возможно, эта минута будет стоить тебе жизни, а пока не тряси перед всеми своей вспоенной коктейлями совестью, не проси меня поставить крест, на который ты сможешь взобраться. У меня дел по горло, я командую частью, и мне некогда устанавливать кресты на могилах рядовых первого класса с гарвардским дипломом, которые сами не знают, чего хотят.

– Я не оканчивал Гарвард, – только и смог ответить Майкл.

– Больше не заикайся о переводе, солдат! – отчеканил Павон. – Спокойной ночи.

– Слушаюсь, сэр. – Майкл вытянулся в струнку. – Благодарю вас, сэр.

Павон повернулся и зашагал к своей палатке, шлепая ботинками по мокрой траве.

«Сукин сын, – с обидой подумал Майкл. – Вот еще один пример того, что офицерам нельзя открывать душу».

Вдоль ряда палаток, которые едва видными пятнами вырисовывались в ночном мраке, он поплелся назад. Униженный и оскорбленный. Остановившись у своей палатки, Майкл нырнул под брезент, достал бутылку кальвадоса и от души глотнул, чувствуя, как огненная жидкость обжигает пищевод и желудок. «Я, наверное, умру от язвы двенадцатиперстной кишки в госпитале под Шербуром, – подумал Майкл. – И меня похоронят вместе с доблестными воинами Первой воздушно-десантной и Двадцать девятой дивизий, которые штурмовали доты и разрушенные средневековые города, а французы будут приходить на кладбище по воскресеньям и с благодарностью класть цветы на мою могилу». Допив остатки кальвадоса, он сунул бутылку под брезент.

Майкл вновь двинулся вдоль палаток. Кальвадос настроил его на философский лад. Все бегут, думал он, бегут от лесбиянок, бегут от родителей, евреев или итальянцев, бегут от фригидных жен и братьев, награжденных Почетной медалью конгресса, бегут от пехоты и от сожалений, от совести и попусту растраченной жизни. А немцы, расположившиеся в пяти милях отсюда, – интересно, от чего бегут они? Две армии в едином порыве несутся навстречу друг другу, убегая от тяжких воспоминаний мирного времени.

«Господи, – думал Майкл, наблюдая, как начинает светлеть небо за немецкими позициями, – Господи, до чего же будет хорошо, если меня сегодня убьют!»

Глава 30

В девять утра появились самолеты. В-17, В-24, «митчеллы», «мародеры». За всю свою жизнь Ной не видел столько самолетов. Летели они, словно на постерах в вербовочных пунктах военно-воздушного флота, четким строем, сверкая алюминиевыми боками в бездонном синем небе. Вот оно – наглядное свидетельство неистощимых ресурсов американских заводов и мастерства их работников. Ной поднялся в окопе, в котором на пару с Бурнекером провел всю прошлую неделю, и с интересом наблюдал за воздушной армадой.

– Самое время, – пробурчал Бурнекер. – Этим вонючим авиаторам полагалось быть здесь еще три дня назад.

Ной промолчал. Тем временем среди самолетов, летящих высоко над линией фронта, появились клубочки разрывов: немецкие зенитчики приступили к выполнению своих прямых обязанностей. Тут и там подбитые самолеты вываливались из строя. Некоторые разворачивались и скользили назад, к своим, оставляя за собой шлейф дыма, другие взрывались молчаливыми вспышками пламени и градом дымящихся осколков сыпались на землю. Раскрывались парашюты, медленно плыли над полем боя белоснежные шелковые зонтики – неплохая защита от слепящего летнего французского солнца.

Ной не стал спорить с Бурнекером, потому что тот сказал правду. Наступление намечали начать три дня назад, но с погодой вышла неувязка. Вчера самолеты поднимались в воздух, но облака не позволили вести прицельное бомбометание и пехота осталась в окопах. Зато это утро не оставляло сомнений в том, что денек выдастся жарким.

– Сегодня достаточно солнца, чтобы перебить всю немецкую армию с высоты тридцати тысяч футов.