Молодые львы

Майкл и Ной следовали за Грином, когда тот вошел в первый барак. Дверь сорвали с петель, большинство окон вышибли, но все равно в бараке царило невероятное зловоние. В сумраке, который тщетно пытались рассеять врывающиеся в окна лучи весеннего солнца, Майкл с трудом различал лежащие на нарах костлявые тела. Некоторые из этих скелетов шевелились: кто-то вскидывал руку, кто-то поднимал голову, и тогда в вонючем полумраке возникала пара горящих глаз. На лицах-черепах, которые, казалось, уже давно встретились со смертью, изгибались в улыбке бледные губы. В глубине барака возникло какое-то движение. Один из лагерников на четвереньках пополз к двери. Потом он поднялся и, словно автомат, на негнущихся ногах двинулся к Грину. Майкл видел, что человек этот пытается изобразить улыбку, он даже протянул руку, приветствуя освободителей. Но до Грина он так и не дошел. С протянутой рукой осел на грязный пол. Наклонившись над ним, Майкл понял, что человек умер.

Центр цивилизации, центр цивилизации. Эти слова вновь и вновь звучали в голове Майкла, когда он стоял над человеком, который так легко, не издав ни звука, умер у них на глазах. «Я сейчас в центре цивилизации, в центре цивилизации».

Умерший, который лежал с вытянутой вперед рукой, был шести футов ростом. На его обнаженном теле сквозь кожу просвечивала каждая косточка. Весил он никак не больше семидесяти пяти фунтов и из-за своей худобы казался невероятно длинным и плоским.

Снаружи послышались выстрелы, и Ной с Майклом следом за Грином покинули барак. Тридцать два охранника, забаррикадировавшись в кирпичном здании, где стояли печи, в которых немцы сжигали заключенных, сдались, как только увидели американцев, и Крейн попытался их перестрелять. Он ранил двоих, прежде чем Холигэн вырвал у него карабин. Один из раненых сидел на земле и плакал, прижимая руки к животу. Сквозь пальцы сочилась кровь. Невероятно толстый, с тройным подбородком, он напоминал капризного розовощекого ребенка, которого чем-то обидела нянька.

Двое солдат держали Крейна за руки, он тяжело дышал, от злости глаза его вылезали из орбит. Когда Грин приказал отвести охранников в административный корпус, Крейн изловчился и пнул толстяка. Тот заплакал еще сильнее. Четверо солдат с трудом донесли толстяка до административного корпуса.

К сожалению, Грин мало чем мог помочь несчастным лагерникам. Но он разместился в кабинете коменданта и отдал несколько коротких и ясных приказов, словно пехотному капитану американской армии по роду службы чуть ли не каждый день приходилось, оказавшись в центре цивилизации и обнаружив там полный хаос, наводить должный порядок. Свой джип капитан направил в штаб батальона с просьбой прислать врачей и грузовик с продуктами. Все запасы продовольствия, имеющиеся в роте, разгрузили и складировали в административном корпусе. Грин распорядился выдавать продовольствие только самым истощенным из заключенных, которых находили команды, разосланные по баракам. Немецких охранников поместили в дальнем конце коридора, рядом с дверью в приемную. Там до них не могли добраться лагерники.

Майкл, который, как и Ной, исполнял обязанности посыльного, услышал, как один из немцев на хорошем английском пожаловался Пфайферу, который их охранял, на чудовищную несправедливость: они, мол, в лагере всего неделю и никому не причинили вреда, а вот эсэсовцы, которые провели в лагере не один год и несли всю ответственность за муки и лишения, причиненные его узникам, ушли безнаказанными и теперь скорее всего сдались американцам и преспокойно попивают апельсиновый сок. Слова пожилого немца полностью соответствовали действительности, но Пфайфер не пожелал оценивать долю вины каждого, рявкнув:

– Заткни пасть, а не то я заткну ее каблуком!

За неделю до освобождения заключенные тайно образовали комитет для управления лагерем. Грин вызвал к себе председателя комитета, низкорослого, щупленького мужчину лет пятидесяти, который говорил по-английски с необычным акцентом. Уроженец Албании, до войны этот человек, которого звали Золум, работал в министерстве иностранных дел своей крохотной страны. Он сообщил Грину, что провел в этом лагере три с половиной года. Совершенно лысый, с маленькими глазками-бусинками, широко сидевшими на его когда-то круглом лице, Золум пользовался непререкаемым авторитетом и оказал Грину немалую помощь в организации рабочих команд из лагерников, сохранивших остатки сил. Они выносили из бараков тела умерших и разделяли больных на умирающих, находящихся в критическом состоянии и тех, кто имел хорошие шансы выжить. Умирающих просто клали вдоль стены одного из бараков, чтобы они спокойно отошли в мир иной, увидев лучик солнца и вдохнув глоток весеннего воздуха.