На Достоевской обитают цыгане, которые никому в метрополитене не досаждают. Ни людям, добирающимся до Техноложки на учёбу, ни лемурам. Знаю, на Петроградской жили цыгане, но, чует моё сердце, бордюрщики тех под корню уничтожили, как когда-то пытался истребить цыганский народ главный враг давних — Гитлер. Я хотел было взглянуть на цыган, но понял, что зря потеряю время, да и нужды в этом особой не составляло.
«КТО ДОБИРАЕТСЯ ДО ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА?», — в первые раз задал вопрос, к тому же внезапный, робот-полицейский.
— Студенты. Учёные.
«ОТВЕТ ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ. НА ТЕХНОЛОЖКУ ДОБИРАЮТСЯ ЧЕРЕЗ ВТОРУЮ ВЕТКУ ИЛИ ЧЕРЕЗ ГОРОД».
— Робби, ты что-то путаешь. Хочешь сказать, что через Владимирскую никто не ходит?
«УТВЕРДИТЕЛЬНО. ПОСЛЕДНИЕ ПОСЕТИТЕЛИ ДО ТЕБЯ БЫЛИ СЕГОДНЯ — ПЯТЬ ЧЕЛОВЕК. ДВОЕ РАНЕНЫХ — ОДИН СКОРО УМРЁТ („Жаль Егора“, — подумал я в этот момент). ДО НИХ Я ВИДЕЛ ЖИВЫХ ТРИ ГОДА НАЗАД».
Вот тебе и приехали. Выходит, меня снова отправили на верную погибель, бросив на этот раз к Минотавру. И неужто москали ничего не заподозрили, если они вообще к этому не причастны? Хотя, по-моему, они меня как раз и пытались запутать. На мой вопрос о Минотавре, Робби ответил, что жил некогда в здешних краях человек, переживший ядерный удар. Радиация его впоследствии уродовала, превратив в подобие Джозефа Меррика, жившем в Лондоне ещё при Джеке Потрошителе. Я понятия не имел, кто такой Меррик и Джек. Последний, судя по прозвищу, держал свиную лавку и был мясником, потроша туши. Как рабочий с Политеха. Но это моё мнение. Что касается Минотавра, то он лишь издали напоминал человека, а на деле — существо, бродящее по лабиринту тоннелей в поисках пищи. Оттого уже три года никто не ходит через станцию. «СОН РАЗУМА РОЖДАЕТ ЧУДОВИЩ. РАДИАЦИЯ — СОН ДЛИНОЮ В ВЕЧНОСТЬ», — подытожил искусственный разум.
— Неужели причина пустующих станций в одном только монстре?
«КОГДА НАЧАЛАСЬ ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ, ВЛАДИМИРСКОЙ ПЛОЩАДИ ДОСТАЛОСЬ БОЛЬШЕ ВСЕГО. ПРЯМОЕ ПОПАДАНИЕ СЮДА МЕЛКОЙ БАЛЛИСТИЧЕСКОЙ РАКЕТОЙ СПРОВОЦИРОВАЛО РАСПРОСТРАНЕНИЕ РАДИАЦИИ НА СТАНЦИИ ВЛАДИМИРСКУЮ И СОСЕДНЮЮ ПУШКИНСКУЮ. ЭТО ПРИВЕЛО К СОДДОМИИ: В ОЗВЕРЕНИИ, КОЕЙ СКАЗАЛАСЬ МУТАЦИЯ, ЛЮДИ ОТРЫВАЛИ КОНЕЧНОСТИ, ПОЕДАЛИ ДРУГ ДРУГА. ВЫЖИЛ ТОЛЬКО ОДИН».
Мне не надо было объяснять, кто сей был. Наш Джозеф Мерлин. Или как его там? Не успел я вспомнить нужное мне имя, как из тоннеля, тянувшегося к Пушкинской, выскочил каннибал-жмурик. Я смог уловить его глаза, ибо не обратить на них внимания не представлялось возможным. Потому что в них не было зрачков, только слегка голубоватая роговица. Каннибала размазало по стенке, оставив на той яркий алый свет и трещины от пуль. Миниганы полицейского ещё некоторое время окутывали воздух дымом от вращавшихся стволов пулемёта.
— Робби — надо мной будто бы загорелась лампочка при виде свежего пятна крови. — Сможешь ли ты со мной дойти хотя бы до Звенигородской?
«ОТВЕТ ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ. Я СОЖАЛЕЮ».
Ни объяснений, ни лишних вопросов. Я прекрасно понимал, что робот дальше вверенных ему станций передвигаться не может. И сейчас, находясь на Владах, он и так жёстко нарушал свою директиву. Но больше всего меня удивило сожаление. Робби казался мне бо́льшим, чем просто груда железа. Скорее, живое существо, пусть и наделённое искусственным разумом.
— Ничего страшного. Прежде, чем я уйду, скажи, почему именно Робби?
«НЕВЕРНЫЙ ЗАПРОС».
— Говорю, почему тебя назвали Робби?
«РОБОТ-ОХРАННИК БОЕВОЙ БЫСТРЫЙ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ».
— Чтоб у меня дозиметр сломался!
«ДОЗИМЕТР — ПОЛЕЗНАЯ ВЕЩЬ, ОН…»
— Да нет же, это идиома. Таким образом я выказываю удивление.
«УДИВЛЕНИЕ». На секунду мне показалось, что полицейский задумался. Я же в то время стал собирать вещи. Пятнадцать минут прошли.
— До встречи, Робби.
«УДАЧНОЙ ДОРОГИ, КОПАТЕЛЬ». Робот заскрежетал, удаляясь к пересадке вглубь станции. Я ещё с минуту стоял, глядя вслед искусственному интеллекту, в надежде, что тот вернётся. Копатель. Странное обращение. Может, как-то связано со словом «диггер»? Заморские словечки мне, ясен хер, не осилить. Надо будет спросить у мазутов, если когда-нибудь доберусь до них.
Я шёл к тоннелю, вооружившись как всегда фонариком и ножом. Внезапно для себя я вспомнил, как Глыба окрестил местность: «Бесплодные земли». Но я понимал, что впереди меня ждёт нечто иное, нежели заброшенная станция со вселенски одиноким роботом в придачу. Если Карпов в самом деле хотел меня убить, то логичнее всего было бы вернуться и свернуть ему шею. Но я нутром чуял, что приморские тут не причём, хотя полагать такого у меня не было никаких оснований. Да и возвращение через бордюрщиков вызвало бы подозрения. Так же не вариант идти через город. Вероятно, на Владимирской площади до сих пор стоял повышенный радиационный фон, а у меня даже намордника не было.
Слева блеснуло пятно крови, мерно стекавшее на пол. Когда часы показывали 8:58, меня опутала тьма тоннеля.