Молох

— А я Бог подземки и что?

— А то — заступился Владлен Степанович за купца. — Что картине цены нет!

— Мадонна Лита — прочитала Белый Чулок название полотна. — Впечатляющая хренотень. Откуда она у тебя?

— От Косолапого.

— Б…я буду, знакомое имя. Кто он? — не переставал давить японец.

— Всем диггерам диггер. Его уже давненько нет в живых… Так вы будете брать картину? Поменяю на Калаш, который выпирает у моряка из рюкзака.

— Кощунствуешь, значит? — Владлен не сдержался и заехал по морде спекулянту. Бедняга в полёте задел шатёр руками, в результате чего последний полностью накрыл его. Мадонна Лита чудом осталась незадетой.

— Сваливаем по быстренькому — на сей раз Кензо улыбнулся коммунисту.

Не успела лыба сойти с лица, как бойцы невидимого фронта сошли со станции прежде, чем туда набежали фараоны.

Инстинкт выживания — сильнейший инстинкт. Заложен как животному, так и человеку с момента рождения. Можно назвать его первобытной условностью, поставить на одном уровне с потребностью в пище, в размножении, даже в убийстве, что свято и оттого слепо отрицается. Но потребность в безопасности, в выживании, как ни крути, расположилась ступенью выше. Данную реалию могут стереть лишь две вещи на земле — смерть и радиация. У врага, оказавшегося со мной один на один, вбит один инстинкт — жрать. Жрать и убивать.

За последний до смерти аккорд я успел отпрыгнуть в сторону, полоснув Минотавра по ноге. Я не услышал визг существа, так как сам ненароком заскулил, ударившись при приземлении о рельсы. Лишь липкая жидкость на ноже говорила о том, что мутант был из плоти и крови. Мне потребовалась пара секунд, чтоб встать с земли. Левый бок пронзила боль. Похоже, шов от прежней раны разошёлся и внутрь неистово принялись вливать раскалённый металл, присыпая сверху перцем-чили. Не надо думать о боли. Заставить мозг здраво мыслить. Выбраться из ада, в котором у меня рандеву со слугой Дьявола.

Я успокоил дыхание. Нож к руке намертво припаяли, но фонаря не было. Потерял. Чёрт с ним! Ногой я нащупал вещмешок, который тут же закинул за спину. Дерьмо! Глаза не хотят привыкать к темноте. А ведь Оно где-то рядом. Стоит и смотрит на меня, не чуя боли. У него же не печень, а нога. Точнее, копыто. Я хотел проснуться, старался изо всех сил. Ведь не могло быть такого, чтоб радиация мутировала человека настолько, что у того вместо ног отрасли бы копыта. Даже у последних психов такое не возможно. Но то был не сон. В глазах по-прежнему плясали белые фонари.

Выставив нож впереди себя, я стал пятиться назад. Может, Минотавр вообще врезался в стенку и ударился об неё виском? Беда в том, что я вообще не слышал падения. Но дальше мысль развивать не пришлось. Меррик (да, Робби прозвал его Мерриком, мать вашу) приближался. Не надо было иметь чутьё диггера, чтоб понять очевидное. Нечто громадное шло на меня. И шло гораздо быстрее моей поступи. Я так и не мог видеть, кто был передо мной. А оное страшнее всего. Неизвестность, пожирающая мозг, рисующая всевозможных монстров в голове. Мне вспомнилась саранча. Её руки-ковши, жадный взгляд. Я чуть не свалился на колею. Это бы точно стоило мне жизни. В рот компот, да когда же треклятая Пушкинская будет?

Немая погоня продолжалась ещё минут с десять. Чего же он ждёт?! Я оглянулся. В конце тоннеля забрезжил свет. Вот он — путь на тот свет, который станет для меня спасением, а не смертью. По крайней мере, отсрочит гибель. Но расстояние и время явно не в мою пользу. Минотавр сократил траекторию пути настолько, чтоб прыгнуть и вцепиться мне в глотку. Я видел перед собой чёрный силуэт, похожий на двухметровый шкаф. И глаза.

— АУ! — Крикнули там, на Пушкинской.

«Шанс есть», — подумал я. Но надо было сразу кричать, а не думать. Один Бог ведает, успеет ли незнакомец сюда прежде, чем существо разорвёт меня в клочья. И Оно бросилось на меня, чтоб столкнуться в безумной пляски смерти.

И наконец, я Его увидел.

— Скажи, Чулок, как там на Крестовском живут? — Владлен, в амплуа самого любопытного, не мог идти спокойно через тоннель.

— Тут в чём дело: Крестовский у нас как столица, понимаешь? С одной стороны, и есть идеальное место в подземке. Не думаю, что Парнас или Комендантский чем-то лучше. У нас анархо-коммунизм, но не такой, что правит какая-та там партия, диктатура пролетариата или же повсюду беспорядки. Нет. Мы придерживаемся негласных правил. С этим всё строго. Малейший проступок, и тебя, в лучшем случае, выселяют на Крайние земли. Не за Зону Отчуждения, а, как правило, на Спортивку.

— А в худшем?

— Цинковый гроб и вперёд ногами — ответил за девушку Кензо. — Можно и наоборот. Правда, тебе к тому времени будет без разницы.

— Вы слышали что-нибудь о Молохе? — решил коммунист сменить тему.

— Почти ничего — вновь подал голос японец. — Но человек для нас важен. Он знает, как покончить с Империей раз и навсегда, как бы пафосно ни звучало. И вот что: пока не дошли до Звенигородской, поведаю вам о сути нашей миссии.