Молох

— Оружие, суки, бросили! — не знал я, что делать, надеясь не запороть импровизацию. — Иначе вам для начала придётся пристрелить своего дружка, чтоб пуля пролетела сквозь его тело и настигла меня.

— Ты сам то думаешь, что несёшь — от волнения встала Рипли. — Он и так не жилец. Ребята, пристрелите их обоих.

— Но — замешкался один из дневальных. Вот что значит подаваться эмоциям. В глаз даю, у меня в заложниках его лучший друг, если даже не брат. Насколько человек способен зайти, чтоб, подчиняясь приказу, пустить обойму по человеку, которому ты, возможно открывал душу и не раз доверял свою жизнь?

— Ты не видишь, он уже мёртв! — взревела президент. — Посмотри на его вмятину во лбу. Если он жив, то уже навсегда останется овощем. И кто виноват?!

За время болтовни, которая может, как спасать, так утомлять, я нащупал нож с деревянной рукояткой в кармане постового. Скорее всего, кухонный, но это лучше, чем ничего. Я глядел на трясущиеся пальцы обоих постовых, которые не решались спустить курок. И вот когда момент подступил, я одним махом перерезал горло своему заложнику, после толкнул тело на солдат. План сработал. Кровь друга заливала бойцов, словно те потрошили живую свинью. Я не позволил им сделать ни единого выстрела. В один шаг всадил лезвие в глаз первому постовому, затем по самую рукоятку в горло второму.

— Иди сюда, Рипли — бросил я нож в сторону и поднял из лужи крови карабин.

Женщина принялась вопить как сумасшедшая. Но удача была на моей стороне. Прежде, чем трое патрульных вбежали в царские хоромы, я приложил дуло винтовки к виску Рипли.

— Она жива! — Аля, как и все, была на взводе.

— Что? — мне как врезали пощёчину.

— Чулок. Она дышит. Пуля, видимо, не задела жизненно важных органов, но без операции никак. Остаётся только один вариант.

Последующие события происходили точно в тумане. Костя, Аля и Чулок, граничившая на грани жизни и смерти, сели в ту вагонетку, на которой прибыл я. Ребята заверили, что на Дунайском проспекте в одной из палаток есть медицинская лаборатория, где они помогут девушке. Но ехать туда необходимо прямо сейчас, иначе станет поздно.

— Давай всё обсудим — придержал я Костя на, хотя понимал, что это сулит опасностью как нам, так Чулок. Бойцы вот-вот сбегутся со всей Бухарестской на поиски Рипли, которую мы взяли в заложники. — Во-первых, пропустят ли вас через Международную, во-вторых, как насчёт опасного тоннеля и Обходчика, в-третьих, где гарантии, что это не подстава и вы не убьёте её по пути? Кто, как ни Мамонт уверяла, что Рипли, якобы, баба хоть куда.

— Пропустят, куда денутся. У нас с Международной хорошие отношения. Сынок главного по станции учится у нас на Дунайском. Но война, думаю, неизбежна. Пора разобраться с бухарестскими. И времени в обрез, чтобы нам преодолеть тоннель до следующей станции, а вам пройти через стену. Я не знаю, кто такой Обходчик, но тоннель безопасен. Монстр выходит раз в месяц и убивает единожды. Как минимум, месяц передышки. Последнее: мы вам завтра позвоним с Дунайского на Обводку и вы, надеюсь, услышите Чулок. К тому же, где ты сыщешь ещё госпиталь? На Площади Ленина? Девушка и до Пушкинской не дотянет.

— Ясно, выбора нет. И войны не миновать. Поверь, скоро во всём метро произойдут перемены, не только у вас. И странные же вы люди — телефон провели в погран город, а света в тоннеле нет. Ты, часом, не врёшь?

— Нет — со всей твёрдостью в голосе ответил Костян. — Монстр сшибает лампы, но провода почему-то не трогает. Не видит, пади. Мы их хорошенько замаскировали. Завтра в шесть утра ждите звонка. И, может, мне с вами поехать, дорогу показать?

— Ты любишь Алю? — спросил я.

— Не представляешь, как.

— Представляю. Вот и держись за неё, не рискуй понапрасну. Когда умрёт любовь, тогда умрёт последняя надежда на что-то светлое. И ещё: не будет звонка, я лично вернусь и переубиваю всех вас на Славе, чего бы мне это не стоило. Понятно?

— Да, Молох — у Кости аж дёрнулась несколько раз бровь. Я не стал больше мучить парня и отправил его с Алей и литовкой в путь. Почему-то я был уверен в том, что больше не увижу Белого Чулка, хотя девушка будет бороться до конца и останется жить. Наша группа к концу приключения постепенно редела.

Ахмет с Чумой не тратили время и сложили все карабины в сумки. Рипли всё это время сидела в вагонетке и не двигалась, ибо мы держали её на мушке. Хочешь войны? Будет тебе война. Наша дрезина откатилась от первого поста КПП до того, как туда нагрянули фараоны. Мне было тошно глядеть на пробегающую станцию Бухарестскую, на людей, снующих туда-сюда в панике, видимо, напуганных известиями о бойне. Сама же обитель представляла собой Чернышевскую: пилонная станция, вокруг россыпи лампочек, делавших загадкой истинный окрас Бухарестской. Никто на нас не обращал внимания. Тупые черви, не видящие то, что творится у них под носом. Я представлял себя орлом, пожирающим людей. И снова вспоминал то Риту, то Чулок.