— Успокойся, сынок. Не за этим ты мне нужен. Хотя, чего скрывать, хорош. Хорош. Я бы не отказался от такого паренька в своей постели. Но больно буйный ты у меня. Боюсь, удовольствие болью обернётся. А нам с тобой боли не хотелось бы, правда? Отпустите его. А ты, парень, бросай эту привычку — чуть что кидаться на меня. А то я ж не посмотрю, что много сил и времени в тебя вложено. Прикажу усыпить, как пса взбесившегося. Понял?
Молоха швырнули обратно на диван, и он почти с облегчением выдохнул. Если бы ублюдок ещё и поимел его до кучи, то тогда уже точно всё. Финиш. Сам бы на пулю нарвался. Не смог бы после такого дышать.
— Ты меня понял, сынок? Скажи вслух.
— Да. Я понял, — процедил сквозь зубы.
— Хорошо. Тогда тему эту закроем и больше к ней не возвращаемся. Ну и так, тебе на будущее. Если даже меня не станет, по твою душу придут те, кто выше меня стоит. А им уж похеру твоя задница упругая.
— Я же сказал, понял. Но и ты не прикасайся ко мне. Я не позволю, — вскинул на старика затравленный и донельзя злобный взгляд. — Шалав своих трахай, понял?
Генерал усмехнулся. Конечно, они оба понимали, что восемнадцатилетний, пусть и тренированный, парень не смог бы выстоять против дюжины охранников с оружием. И Елисея затошнило, стоило нарисовать в подсознании жуткую картинку, где старый ушлёпок суёт в него свой вялый хер.
— На вот. Тебе на расходы карманные, — генерал протянул руку одному из охранников, и тот вложил в неё увесистую пачку баксов. Она упала на стол перед Молохом, а тот сжал челюсти, чтобы не блевануть.
— За что это? — зыркнул волком.
— Скажем так, за моральные и физические страдания. Бухай, гуляй. Неделя у тебя. А потом я приду с заданием. И ты его выполнишь, сынок, понял меня? — схватив парня за волосы, запрокинул тому голову. Молоха уже не держала охрана. Одно движение — и генерал свалился бы на пол дохлый. Но пора включать голову. Он не выберется, если не начнёт мыслить трезво.
— Понял, — проговорил, глядя старику в глаза, а тот отпустил его и удовлетворённо выровнялся.
— Вот и хорошо. Ни о чём не беспокойся, ребята отвезут тебя на квартиру, где ты теперь будешь жить. Девочка оплачена на три дня.
Генерал свалил, чем вызвал у Елисея огромное облегчение, и пьянка переросла в грязную вакханалию.
ГЛАВА 44
ГЛАВА 44
Позже был жёсткий отходняк. Не такой, конечно, как после клетки. Но тоже дерьмовый. Молох блевал, скрючившись над толчком, и пытался вспомнить, какой сегодня день и сколько он уже так квасит. Невольно вспомнил отца. Тот часто так унитаз обнимал.
И гадко стало от самого себя. Вместо того чтобы решать проблему, он, как папаша, в пьянку ударился. И чем он лучше, спрашивается?
Окончательно очухался спустя ещё сутки. Сам охране сказал, чтобы генералу звонили. Мол, готов он к заданию.
Но, как оказалось, готовым Елисей не был.
— Что значит, убрать? — смотрел на фотографию какого-то мужика перед собой и не понимал, какого хера старый скот от него хочет. — Как убрать?
— Так же, как ты убрал своих соперников. Как друга своего убрал. Раз уж их смог, то что тебе мужик незнакомый?
— Людей, значит, мочить? — не то усмехнулся, не то поморщился. Ну да. А чего он ожидал? После таких-то тренировок.
— Не люди они для тебя. Объекты. Да и нет там людей. Только мрази зажравшиеся, которым по херу существование таких, как ты, Елисей.
— То есть, такие, как ты, да? — губа дёрнулась в оскале.
— Именно, сынок. Можешь представить, что это я. Так будет легче.
— А если откажусь? Если не стану никого убивать?
Старик вздохнул, отставил в сторону чашку с кофе, поднялся со своего кожаного кресла и, сложив руки за спиной, посмотрел Молоху в глаза.
— Ну а что тебе делать ещё? Мм? Нет, ты можешь, конечно, попытаться отказаться от задания, можешь. Но что потом? Даже если произойдёт чудо и ты сможешь от нас сбежать и даже спрятаться, ну и? Что дальше, парень? Возвращаться-то тебе уже некуда. Не ждёт тебя никто. Нет больше мамки твоей. И отца нет. Он с сигаретой пьяный уснул, оба и угорели. Три месяца назад ещё. Теперь я тебе и папка, и мамка. Так что, решай. Либо ты со мной, либо нет. Но во втором случае тебя отправят вслед за родичами. Решай. Я настаивать больше не буду. А это, чтобы думалось лучше, — на стол рядом с фотографией легла очередная пачка баксов. Только в этот раз потолще.
А в голове голос мерзкого старикана. Нет матери больше. И возвращаться некуда. Никого нет.
Три месяца, блядь. Три месяца, как он сирота. А ощущение, будто всегда один был. Мать только жаль. Она бы не погибла так глупо, будь рядом достойный, сильный мужик, а не размазня, каким был его папаша. Погубил всё-таки её.
Молох откинулся на спинку стула, долго сидел с закрытыми глазами. Выбор… Выбора не было. Никто не собирался ему его предоставлять. Была лишь возможность выжить. Выбраться из глубокой лужи дерьмища. Да, всего лишь возможность, но, пройдя через всё, ему отчаянно не хотелось закончить где-нибудь в канаве с пулей во лбу.
И он выбрал жизнь.