Молоко львицы, или Я, Борис Шубаев

– Я соглашусь, что мы немного несправедливы к вам, – снисходительно бросает прокурор. – У нас есть пять свидетелей обвинения, но ни одного свидетеля защиты. Но я знаю одного человека, которому есть что сказать в вашу защиту. Этот человек – ваш друг. Он также был другом вашего покойного брата Григория. У этого человека всегда есть что сказать. Он за словом, как говорится, ни в карман, ни на чердак не полезет. Однако сейчас, в условиях разговорного воздержания, ему приходится тяжело. Так давайте дадим ему шанс сказать за пятерых! Пять свидетелей обвинения против одного вашего друга – не это ли истинная справедливость?

Из зала доносятся аплодисменты. Гарик улыбается, тщательно отполированные золотые зубы искрятся, перемигиваясь с лампами.

– Короче, эта. Да ты, прокурор, правильно эта сказал, что мне эта есть чё сказать. В общем я знаю Боряна с самых младых ног, он же Гришкин братан эта, моего дружбана братан. И я вот чё скажу, никогда Гришкин братан не будет заниматься этой гадостью, этой шмоперой. Я эта знаю! – Гарик ударил себя в грудь и сплюнул на пол. – Не верите мне, спросите любого. Я – Гарик, я никогда ещё не врал ни одному человеку, зуб даю на отсечение, что всё, что я говорю – чистая правда. Короче, ты, Шуба, это бросай, если мысли когда у тебя об этом были, ты их бросай, и всё, делом занимайся. Ты серьёзный мужик, и когда ты Гришку на его посту сменил, я только рад был. А когда слухи пошли, что ты с приветом, я не верил им. Мало ли зачем человек эта рояль покупает, деньги вложил, и хорошо, а потом продал, и хорошо. Вот и всё. Я много говорить не буду, просто скажу, что ты на фотографии – сам не свой, а если ты какую тёлку захочешь – она твоя, всё у тебя есть, чё захочешь. Не захочешь тёлку – будет у тебя серьёзная девка, любая за тебя пойдёт. Матушка твоя права, женить тебя надо, и дело с концом. А то занимаешься всякой, не буду говорить чем, вместо правильных вещей. Короче, эта, я Шубе самую хорошую рекомендацию даю и всем этим сплетням о нём не верю. Он серьёзный бизнесмен. Я верю в то, что он всё эта усёк.

– Ну что ж, спасибо. Займите своё место в зале, – говорит прокурор и, обращаясь к Борису: – А кстати, мне интересно, что это за концертный рояль вы купили в инвестиционных целях. Просто любопытно. Не могли бы вы рассказать о нём?

– Рояль как рояль. Ничего особенного. Стоит зачехлённый в подвале, никого не трогает.

– И он что же, ни разу не использовался?

– Нет, – отрезает Борис.

– Кстати, Пáмина передала вам привет. Вы помните свою подругу Пáмину?

– Памиˆну! – цедит Борис сквозь зубы. – Её имя – Памиˆна – ударение на «и»!

– Памиˆна так Памиˆна. Вы давно с ней знакомы?

– Нет! – Голос Бориса звучит слишком резко, но он ничего не может с этим сделать. – Я видел только её изображение.

– Ах, только изображение? – прокурор усмехается. – А у меня есть сведения, что вы знакомы лично. В зале послышался гул. Все знали из новостей, что имеет в виду прокурор. Быть исполнителем партий в «Волшебной флейте» – самое тяжкое из возможных преступлений. Борис совершенно не готов к такому повороту событий. Он тяжело вздыхает.

– Я пел арию Царицы ночи несмышлёным подростком, когда у меня был контртенор, но с четырнадцати никогда больше не пел.

– А что же Тамино?

– Нет. Я никогда не исполнял и не буду исполнять партию Тамино. Я давно и прочно завязал с оперой. И вы никогда не докажете обратное, потому что это будет неправдой. Я честный меховик.

– Мне кажется, мы с вами не очень далеко продвинулись, но ваше желание продлить себе удовольствие полноценной жизни, отрицая неопровержимое, понятно. Вы уж нас простите, что мы с вами до завтрашнего утра не хотим сидеть, нам всем очень домой хочется, в свои маленькие гнёздышки, у кого-то футбол по телевизору, у кого-то ритмика, у кого-то курсы жестового языка, поэтому я быстренько сейчас предъявлю последнее доказательство, приговор вынесем, и дело с концом. Даже свидетелей обвинения не будем заслушивать, по-семейному поговорим, и так уже всё ясно. Ладушки?

Из зала слышатся одобрительные аплодисменты. Борис смотрит на адвоката. Тот моргает.

– Итак, доказано, что подсудимый несколько лет подряд, прикрываясь статусом солидного бизнесмена, ходил в оперу. – Голос обвинителя становится тихим и печальным. – Конечно, всё происходило в те времена, когда этот вид преступлений ещё не являлся запрещённым и некоторые театры продолжали его практиковать. Но если бы он только ходил в оперу, это полбеды. Об этом бы даже, возможно, никто бы и не узнал, потому что поездки свои он совершал втайне от всех. Оставим в стороне вопрос, есть ли порядочному человеку что скрывать от собственной матери – и вернёмся к тому, что он делал после спектакля. А после спектакля наш герой устраивал не что иное, как импровизированные спектакли с собой в главной роли.

Зал ахает.