Джеллисона он нашел в гостиной. Выглядел Артур неважно. Харди не мог бы точно сказать, что не так, но босс явно устал. Будто переработал. Разумеется. Они все вкалывали «сверхурочно».
Но в Вашингтоне сенатор трудился без передышки, по многу часов подряд, и никогда не выглядел настолько плохо.
– Готово, – произнес Харди.
– Хорошо. Начинаем, – распорядился Джеллисон.
Эл вышел на крыльцо особняка. Дождя не было. Окрестности заливал яркий солнечный свет. Теперь иногда по два часа в день светило солнце. Воздух стал чистым, прозрачным, и Харди мог разглядеть снег на вершинах Высокой Сьерры. А ведь еще только август.
Вчера снежная граница вроде бы пролегала на высоте шесть тысяч футов над уровнем моря, сегодня, после ночного шторма, она спустилась ниже.
Снег неумолимо полз к Твердыне.
«Но мы приняли меры», – подумал Эл.
Он видел дюжину теплиц: деревянные каркасы, обтянутые пластиковой пленкой. Ее удалось разыскать в хозяйственном магазине. Каждую теплицу опутывала целая паутина нейлоновых веревок, чтобы тонкий пластик не рвало ветром.
«Они не продержатся больше сезона, – решил Харди, – но именно этот сезон нас и тревожит».
Двор напоминал улей – такую бурную здесь развили деятельность. Мужчины толкали перед собой тачки с навозом, который вываливали в ямы, вырытые в теплицах. Перегнивая вместе с сеном, он будет выделять тепло, что, в свою очередь, согреет конструкции изнутри (по крайней мере, на это очень надеялись). Кроме того, здесь будут спать люди: тепло их тел тоже должно повысить общую температуру.
Они сделают все, чтобы всходы не погибли. Сегодня, в погожий августовский день, подобные приготовления казались нелепыми – однако в воздухе уже чувствовался холодок, принесенный горным ветерком.
К сожалению, большая часть прилагаемых усилий окажется напрасной. В долине не знают, что такое настоящие торнадо, и как бы люди ни старались найти для ростков безопасное хорошее укрытие, некоторые теплицы запросто снесет ураган.
– Мы стараемся, – пробормотал Харди.
Всегда требовалось сделать еще что-то, но позже обязательно выяснялось, что о чем-то не подумали… Но вдруг именно сейчас сделано уже достаточно? Опасность, конечно, нешуточная, но они собирались выжить.
– Вот это хорошая новость, – сказал себе Эл. – А теперь плохая.
У крыльца столпился народ в отрепьях. Фермеры с прошениями. Беженцы, ухитрившиеся проникнуть в Твердыню, желающие ходатайствовать о предоставлении им постоянного права жить здесь и сумевшие уговорить Эла (или Морин, или Шарлотту) дать им разрешение на встречу с сенатором.
Поодаль стояла другая группа. Вооруженные работники с ранчо, охранявшие арестованных (сегодня последних было только двое).
Харди махнул рукой, дескать, поднимайтесь, первым вошел в дом и направился в библиотеку.
Люди последовали за ним.
Они расселись на стульях, стоявших на изрядном расстоянии от рабочего места Джеллисона. Свое оружие они оставили за порогом – все, кроме Эла и ранчеров – тех, на кого Харди мог полностью положиться.
«Надо бы, – полагал он, – обыскивать тех, кто пришел на прием».
Когда-нибудь он начнет так поступать, но сейчас досмотры породили бы слишком много затруднений. Поэтому – в соседней комнате двое вооруженных ребят – люди, которым Эл доверял безоговорочно, замерли, приникнув к прицелам. Книжные стеллажи скрывали снайперов от визитеров, зато мужчины могли неусыпно наблюдать за «гостями» с винтовками наготове.
«Напрасная трата человеческих сил и возможностей», – подумал Харди.
И чего ради? Кого заботит, что подумают о нем остальные? Любой человек в здравом уме должен понимать, как важно охранять сенатора.
Когда люди расселись, Эл вернулся в гостиную.
– Все в порядке, – произнес он и бросился в кухню.
Сегодня заправлял сам Джордж Кристофер. На судах всегда присутствовал кто-нибудь из его клана. Прочие Кристоферы сразу же занимали место, отведенное для представителей их семьи, причем вставали при виде сенатора. Все, но не Джордж. Он входил вместе с Джеллисоном. Не то чтобы как равный, но тем не менее…
Харди не сказал ему ни слова. В том не было необходимости. Уже установился определенный ритуал. Вслед за Элом мужчина зашагал к библиотеке, его бычья шея ярко алела… «ну, не совсем, – признал Харди, – но
Джордж приблизился к Артуру, и они вслед за Элом переступили порог библиотеки.
Присутствующие вскочили: Харди не потребовалось ничего говорить. Вот и хорошо. Ему нравилось, когда все шло как положено – точно, гладко (тогда казалось, что он, Эл, вообще не принимает во всем этом никакого участия).
Харди направился к своему личному столу, где уже были разложены бумаги. Напротив стоял пустой стул. Он предназначался для мэра, но тот на суды уже не являлся.
«Наш фарс ему надоел», – подумал Эл. Но Харди не мог его порицать. Сперва разбирательства происходили в зале мэрии, и у людей создавалось впечатление, что Зейц и начальник полиции – важные птицы, но теперь сенатор решил не тратить время на поездки в город…
– Можно начинать, – разрешил Джеллисон.