Относительно чужих поступайте мудро, используя полезно каждую минуту. Разговор ваш всегда приятен, пусть всегда будет приправлен солью, так, чтобы вы всегда знали, как каждому отвечать следует.
— Дай Бог здоровья, — церемонно произнёс канцелярист, когда я чихнул.
Я поблагодарил его кивком головы, хотя был уверен, что у Бога есть более важные дела, чем думы относительно здоровья Мордимера Маддердина. Всё-таки я был лишь одним из тысячи шестерёнок могучей машины, нашей Святой и Единственной Церкви, и у меня не было самолюбия, чтобы стать кем-то большим. Недаром Писание гласило, что таким как я, тихим и смиренного сердца, будет принадлежать Царствие Небесное.
— Вот рапорты, магистр. — Канцелярист протянул мне стопку ровно сложенных листов. — Я позволил себе отсортировать их по датам.
— Спасибо. — Я взял документы из его рук и вздохнул, поскольку предвещалось, что вечер проведу за действительно скучным занятием.
— Прошу расписаться в получении, будьте добра.
Я склонился над столом и взял перо в руку. Поставил размашистую подпись, и вторая «М» у меня размазалась кляксой.
— Ничего, ничего, поправлю, — забормотал канцелярист, потянувшись за промокашкой и песком.
Я оставил его за таким интересным занятием и с документами подмышкой отбыл из канцелярии. Выходя, я ещё бросил один взгляд на ровные ряды столов. Мужчины, склонившиеся над книгами и документами, были почти на одно лицо. Будто и замечал разницу — вот, один полный, с веночком волос вокруг головы, другой седой, третий худой, лысый, но, несмотря на это, создавали одинаково угнетающее впечатление. Может из-за чёрных одеяний, в которые были все одеты? Может из-за лишённых блеска глаз, что помутнели от многолетнего корпения над документами? Может из-за нездоровой бледности кожи или пальцев и кистей, испятнанных тушью? Я пожал плечами. В конце концов, Бог каждому выбирает такую судьбу, в которой тот лучше всего послужит Его планам.
Я закрыл за собой двери, но тут же в коридоре на меня налетел один из новых заместителей секретаря епископа, молодой человек с бегающим взглядом.
— Инквизитор, — выдохнул он. — Его Преосвященство просит…
Я лишь поднял брови, но ничего не сказал. Не думал, что его Преосвященство Герсард — епископ Хез-хезрона — почтит меня сегодня аудиенцией, тем более, что порученное мне задание было ясным и простым.
— Как здоровье Его Преосвященства? — спросил я осторожно.
Замсекретаря окинул меня беглым взглядом и лишь покрутил головой, скривив лицо в недвусмысленной гримасе. «Охо-хо, — подумал я, — нехорошо». Преосвященство епископ испытывал, к сожалению, продолжительные приступы подагры, и при этом любил выпить. Напиток временами приводил его в хорошее настроение, а временами нет. По лицу заместителя секретаря я понял, что сегодня, похоже, было «временами нет».
И действительно, когда я вошёл в кабинет Герсарда, сразу понял, что у епископа неудачный день. Он стоял у окна, насупленный будто грозовая туча. Я видел его с боку, но сложно было не заметить, что его левая кисть обвязана бинтом, а на щеках нездоровые, красные пятна.
— Льёт, — рявкнул он злым тоном.
Я вздохнул сочувственно, ибо знал, что когда дождит, приступы подагры значительно усиливаются. Хотя я думал, что Герсард очень любит весь этот цирк и суматоху вокруг собственной особы, но я также не сомневался, что он на самом деле болеет. Правда, я знал как его вылечить. Через месяц, проведённый в каменоломне или на лесоповале, все недуги нашего епископа улетучились бы как овечки при виде волка. Понятно, что я никогда не осмелился бы пошутить подобным образом при ком-либо с окружения Его Преосвященства, и даже между братьев-инквизиторов мы редко позволяли себе подобные шутки.
— А ты почему так вздыхаешь? — Он повернулся ко мне.
В правой руке держал серебряный бокал, а глаза у него были налившимися кровью от перепоя и недосыпа. Даже седые волосы, о которых обычно заботился, чтобы были гладко зачёсаны за уши, сейчас торчали у него будто кривые рожки. На щеке и лбу у него выступило розовое пятно, поскольку, к сожалению, Его Преосвященство, также страдал раздражением кожи. У меня было неясное подозрение, что оно могло быть связано с количеством выпиваемых напитков, но подобного рода мнение я предпочитал оставлять при себе. Я не ответил, лишь низко склонился.
— Слуга покорный Вашего Преосвященства, — сказал я.
— Мордимер. — Он почесал левой рукой щёку, зашипел от боли и зло выругался. — Чего ты снова хочешь?
— Ваше Преосвященство меня вызвали, — произнёс я тихо, стараясь придать голосу бархатную мягкость.
— Вызывал, вызывал, — повторил он, и я явственно увидел, что он старается вспомнить, какого чёрта я ему собственно понадобился.
— А знаешь, что это молоко действует? — оживился он на мгновение.