Молот ведьм

Наконец мы дошли до скрытой церковью корчмы. Это было двухэтажное, но вместительное здание из красного кирпича, с крышей, крытой медной, но уже сильно позеленевшей кровлей. На вывеске корчмы был нарисован огромный медведь, несущий в лапах светловолосую женщину. Надпись гласила «Под Девой и Медвем». Я улыбнулся. К нам тотчас подбежало двое мальчиков-конюхов, и я приказал Смертуху идти с ними. Он должен был проследить, чтобы животные были хорошо размещены, получили свежую воду, овёс и их тщательно вычистили. Я знал, что под его присмотром конюхи похлопочут, будто это их собственные лошади. Потому как немногих встречал людей, кто захотел бы вызвать гнев или даже недовольство Смертуха. Спустя пару патеров я уже сидел с Андреасом в маленьком эркере, спрятанным за бурым занавесом. Мы строго приказали корчмарю следить, чтобы никто не мешал нашему разговору. А поскольку Кеппель был в служебной форме, мы были более чем уверены, что хозяин будет сторожить наш эркер усерднее спальни своей жены. В конце концов, в эти дни в Виттингене было бы опасно чем-либо вызывать недовольство инквизитора. На стол перед нами приземлились несколько бутылок вина и огромная миска с фруктами, вафлями и пряниками, потому что у нас как-то не было желания обедать. Прежде чем разлить вино по кубкам, я тщательно осмотрел сосуд изнутри и выгреб из него прилепившегося к стенке засохшего таракана. Я вздохнул и отправил его щелчком на пол, после чего наполнил кубки. Мы чокнулись.

— За что выпьем? — спросил Андреас.

— За солидарность, — серьёзно ответил я.

Мы выпили до дна. Хотя я предпочитаю боле выдержанные вина, но у этого был приятный, пряный аромат. Я взял из миски пряник в форме священника с посохом епископа в руке и откусил ему голову. Андреас рассмеялся. — Биарриц, — сказал я с набитым ртом. — Если захочется отменных пряников, придётся поехать в Биарриц. Куда здешним до тех.

— Я слышал о каких-то расследованиях в Биаррице, — задумался он. — Сейчас-сейчас, а не имел ли ты какого-то…

— Имел-имел, — прервал я его. — Но в результате кончилось ничем. Мы сожгли троих, до двух десятков допросили, нескольких сняли с должности, немного церковных покаяний, пара недель на покаянную службу и ход. — Я пожал плечами. — Ничего особенного. Но ведьма была настоящей.

— Зато здесь есть кое-что особенное. — На этот раз Андреас наполнил наши кубки. — И обещает быть ещё интереснее. Только вот, — он снизил голос до шёпота, — если найдёшь в Виттингене ведьму, то я буду неделю угощать тебя ужином в лучшем трактире.

— Начни с начала, будь добр, — попросил я.

— Хорошо. — Он потёр пальцем кончик носа. — Но сначала выпьем. — Он поднял кубок. — За что на этот раз?

— За справедливость? — предложил я.

— Очень хороший тост, — поддержал меня Андреас, и мы чокнулись кубками. Мы выпили до дна, и Кеппель сразу же снова налил нам вина до краёв.

— Ого, мой волшебный сосуд, — пошутил я. — Наполняется, прежде чем успеваю подумать.

— Монашки. — Он стукнул костяшками пальцев о стол. — Я тут задумался, то ли с этой горожанки началось, то ли с монашек… Но всё же с монашек. Хорошо. Итак, дело выглядело следующим образом. В монастырь ипполитанок приходил один батюшка-исповедник. И как это бывает с батюшками-исповедниками, поимел нескольких сестрёнок покрасивее.

— День как день, — пробормотал я.

— Ну да. Но одна из девиц пожаловалась аббатисе, та настоятелю исповедника, и дело в конце концов дошло до местного епископа… — Он разозлилась, что он её отодрал или что не отодрал? — спросил я.

— У батюшки были особые пристрастия. — Улыбнулся Кеппель. — Скорее подходящие к общению с молодыми людьми, чем с женщинами…

— Ах, так.

— Ну да.

— Впрочем, чему удивляться. Пример идёт с головы. В конце концов мы оба знаем, у кого тяга к охоте с молодыми дворянами, после чего он чересчур нежно заботиться о них в бане…

Конечно, это был намёк на общеизвестную слабость Его Святейшества, при чьём дворе карьера делалась именно на охоте и бане, а не в церкви или конторе. Однако я решил сделать вид, что не слышал этого замечания.

— Вдобавок у монашки начались видения, приступы безумия, — продолжал Андреас. — Она кричала, что была осквернена сатаной, которой прокрался в мужском обличье… — он рассмеялся. — Будто сатане надо прибегать к таким хитростям, а Мордимер? — Я кивнул ни к чему необязывающе.

— Однако всё вероятно кончилось бы ничем, если бы не одна мещанка. Прости, не помню фамилии, но это жена известного здесь красильщика. К несчастью, её исповедовал тот же батюшка, и она обвинила его, что он овладел ею во имя сатаны и склонял её к греховным обрядам и отречению от Бога.

— О, — сказал я. — Это уже что-то.

— Началось следствие. За него взялись местные инквизиторы, познакомишься с ними, это честные ребята. Знаешь, как это бывает, Мордимер, бабьи безумства, зависть, козни, происки, всякая там ерунда, короче говоря. Может быть и замяли дело. Батюшку отправили бы в монастырь на пожизненное, в худшем случае сожгли бы. И делу был бы конец. Но…

— Появился отец канонник, — догадался я.

— Вот именно! — Он поднял кубок. — За что в этот раз?