Молот ведьм

– Балаган, – фыркнул он. – Эх, эти священники. Обождем его, Мордимер, верно?

– Как пожелаете, – ответил я вежливо.

Я не имел понятия, зачем он явился сюда и чего от меня хочет. Прибыл ли, чтобы меня спасти, или хотел поставить меня перед судом внутреннего круга? Если второе, то оставалось лишь жалеть, что я не решился на драку с людьми священника и не сбежал. Впрочем, Марий фон Бохенвальд все равно настиг бы меня, когда бы только пожелал.

Стражники чуть ранее выхлебали все пиво, но я обыскал тела и на одном нашел флягу. Открыл и принюхался.

– Водка, – вздохнул разочарованно. – Ну, лучше она, чем ничего. – Протянул Марию, но тот лишь отрицательно покачал головой.

Я же изрядно приложился. Водка была исключительно крепкой и исключительно смердящей, но неплохо согревала внутренности. Сразу же сделалось несколько веселее, хотя я все еще не знал, сколь долго проживу и не окажется ли завтра или послезавтра скорая смерть единственным моим желанием.

– Не видишь ли иногда Энью? – спросил я, поскольку светловолосая убийца, с которой я провел несколько незабываемых дней, запала мне в душу.

– А неплохой балаган ты устроил в Виттингене, Мордимер, – сказал он, даже не делая вид, будто собирается отвечать.

– Осмелюсь заметить, что я, скорее, собирался навести там порядок.

– Слова, слова, слова, – пробормотал он. – Каноник Тинталлеро в роли главаря шабаша и предводителя культа Сатаны и его приспешники в роли членов того же шабаша – такое не всем пришлось по вкусу. Скажу больше: некоторые посчитали это проявлением презрения. Меня же, однако, обрадовало твое чувство юмора.

Я усмехнулся собственным мыслям, поскольку вспомнил выражение лица каноника, когда он проснулся в камере, переодетый в козлиные одежды. Помнил я также и то, как умирал он в пламени, громко благодаря Святой Официум, что тот спрямил кривые дорожки его жизни. И я допускал, что фон Бохенвальд знает, кто является постановщиком спектакля под названием «Падение и смерть каноника Тинталлеро». Но предъявить мне было нечего. Особенно учитывая, что близнецов и Курноса я отправил далеко от Виттингена – как для их, так и для моей безопасности.

– Он признался во всем, – ответил я. – И перед смертью искренне раскаивался в грехах.

– Если допрашивающий захочет, пытаемый признается даже в том, что он – зеленый осел в оранжевую крапинку, – сказал Марий, потешно перекривив лицо. – От кого же я мог услышать такую замечательную шутку, а, Мордимер?

Я смотрел на него долгое время, пока вдруг не понял, что он цитирует мои собственные слова, произнесенные во время славного повешения в Биарритце. Откуда же, именем Господа, он мог знать, что там происходило? Или я находился под столь жестким контролем и наблюдением внутреннего круга Инквизиториума? А если и так – то почему?

– Неважно, – взмахнул он рукою. – А знаешь ли, Мордимер, что должно было произойти в Виттингене? Там должна была родиться новая инквизиция. Подчиненная лишь Святому Отцу и руководимая нашим приятелем, каноником Тинталлеро. Виттингену предстояло стать лишь первым шагом, и я знаю, какие города были на очереди.

– Безумная мысль, – проговорил я, пытаясь уразуметь весь масштаб последствий того, о чем мне довелось сейчас услыхать.

– О да, безумная, – подтвердил он. – Предельно безумная. Отбросить Святой Официум, будто использованную тряпку? Удалить вернейших слуг веры? Обменять профессионализм на дилетантский запал, а вместо контролируемого огня нести катаклизм пожаров, в которых должно было отковаться новое острие? Острие, которое раньше или позже – но, скорее, раньше – обратилось бы против тех, которые… А, собственно, кто мы такие, Мордимер?

– Слуги Божьи, молоты ведьм, мечи в руках Ангелов, – ответил я, даже не задумавшись над тем, что говорю.

– Именно. Итак, ты совершенно прав, Мордимер. Это была абсолютно безумная мысль.

Внезапно он глянул на меня и ухмыльнулся.

– Только не думай, что ты изменил течение истории. Охранил спокойствие, ну, или лучше сказать: относительное спокойствие Виттингена, но судьба этого безумия была давно предрешена. Мы, покорные слуги Божьи, не алчем получить больше прав, дабы менять мир, а лишь жаждем служить нашей святой вере, закону и справедливости, как мы… – глянул на меня, ожидая, что я закончу.

– …понимаем их нашим скудным разумом, – прошептал я.

Он покивал, соглашаясь с моими словами. Мы долго молчали, и сотни мыслей проносились у меня в голове.

– Ах, и еще одно, – молвил он наконец. – Наверняка ты хотел бы знать, Мордимер, что с тобой будет?

– Пойдем на пиво и к девкам? – Я уже очнулся от ступора, в который меня вогнали его слова. И усмехнулся нагловато, поскольку мне было уже все равно.

– Как я уже говорил, мне нравится твое чувство юмора, – сказал он через минутку. – Но смотри, чтобы оно не стало слишком навязчивым, – вздохнул он глубоко. – Тебя освободят от вины и от наказания. И вернут концессию.

– Ха, – сказал я, поскольку ничего другого мне в голову не пришло. – Спасибо, Марий.