Молот ведьм

– Любезные собратья, – повернулся я к инквизиторам. – Согласно ли это вашему желанию или нет?

– Согласно желанию, – ответил за всех Кеппель, я же дал знак палачу.

Палач дернул за конец веревки, и связанные за спиной руки каноника резко пошли вверх, на высоту головы. Тинталлеро завыл так, что заглушил хруст вырываемых суставов.

Палач подошел и прижал к голому боку каноника горящий смолистый факел. Держал его так долго, чтобы тело зашкворчало в огне и покрылось черным налетом сожженной плоти. Потом отошел и приспустил веревку.

Каноник теперь мог уже стоять на стопах, не вытягиваясь на цыпочки. Перестал выть, голова его упала на грудь – теперь лишь отчаянно плакал. Лицо его покрыто было потом, флегмой, кровью из прокушенных губ и языка.

Я похлопал его по голове.

– Не позволяй, чтобы мы причиняли тебе боль, Пьетро, – шепнул ему. – Всемогущий Господь создал наши тела как святыни, и нам не следует те святыни рушить. Покорись Божьей воле, приятель. Очистись в потоках веры и истины. Позволь окропить тебя иссопом и омыть твою душу, дабы сделалась белой, как снег.

– Я-а-а лю-у-ублю-у-у Бо-о-ога-а! – плакал он мне в плечо.

– Тогда помоги нам, Пьетро. Мы не справимся без твоих веры, упованья на нас и любви. Расскажи нам все, приятель, чтобы мы сегодня же могли все вместе произнесть искреннюю благодарственную молитву, вознося сердца наши к Господу.

– Я могу-у призна-аться во все-е-ем, но это будет непра-а-авда…

– Пьетро, но разве не ты, допрашивая Эмму Гудольф, говорил, что «кто признает вину, тот виновен воистину, ибо человек правды выдержит даже худшие пытки, призывая Господа и отбрасывая ложные обвинения»?

– Я уже не по-омню…

– Не помнишь или не желаешь помнить, Пьетро? Расскажи нам, прошу, про шабаш. Почему он происходил в таком месте, а не на Ропушьем Вирхе?

– Руперхем Вирх, – захныкал он.

– Верю, что ты лучше нас знаешь о месте шабашей, – признался я ласково. – Запишите, братья, – и обратился к Вангарду: – Обвиняемый открыл, где обычно происходят шабаши.

– Я не знаю где! Отпустите-е-е меня, я невинно-о-о-овен…

Я же дал знак палачу – и крики каноника уступили место протяжному вою. Палач снова приблизился с факелом в руках и приложил его к паху обвиняемого.

– Расскажи нам о шабаше, Пьетро, – шепнул я канонику прямо в ухо, а когда палач отошел и отпустил веревку, повторил: – Шабаш, Пьетро, шабаш. Как часто принимал в нем участие?

Он взглянул на меня, и в глазах его мешались страх, боль и непонимание.

– Не помню, – сказал с отчаянием. – Не помню, сколь часто.

– Вспомнишь. – Я ласково провел рукою по его измазанной кровью щеке. – Все вспомнишь…

Эпилог

Дверь резко ударила в стену, и я оглянулся. Увидел, что на пороге стоит молодой плечистый священник. За ним толпились несколько вооруженных людей.

– Мордимер Маддердин? Инквизитор? – спросил жестко, и я был уверен, что он и так знает ответ.

Я медленно кивнул.

– Вы арестованы. И согласно приказу Его Святейшества, Святого Папы Павла XIII должны быть тотчас доставлены в Апостольскую Столицу. Там будете заключены в Замок Ангелов и допрошены. Там же станете ожидать приговор.

– В чем я обвиняюсь? – спросил я спокойно, поскольку именно такого поворота событий и ожидал.

Он же взглянул мне прямо в глаза и нехорошо усмехнулся.

– В заговоре, содействии ереси, составлении фальшивых признаний, подделке официальных документов, аресте и пытке представителей Церкви без формальных и правовых причин, чужеложестве, содомии, поклонении Сатане… И в чем только еще пожелаете, поскольку уже за перечисленное мною вас следует сжечь не один, но сто раз.

Он был слишком уверен в себе и слишком дерзок. Я мог бы его убить. И его, и тех смешных стражников за дверью, которые сгрудились так, что, во-первых, не сумели бы воспользоваться оружием, а во-вторых, стали бы друг дружке мешать. Минутку я даже раздумывал, не всадить ли наглецу нож под ребра. Вот тогда бы я увидел удивление на его лице – и глядел в эти глаза, пока жизнь покидала бы его.

Но поступил я так, как всегда поступал всякий несправедливо обвиненный. Послушно протянул руки и дал себя сковать. Верил ли, что после следствия в Замке Ангелов папа прикажет снять с меня обвинения и выпустить на свободу? Что мне будет возвращена концессия? Вот это была бы шутка! Конечно же, ни во что подобное я не верил. Имел несмелую и малую надежду, что, возможно, благодаря некоему небывалому и счастливому совпадению удастся мне сохранить жизнь. А может – слегка, несмело – уповал на вмешательство моего Ангела-хранителя, ибо надеялся, что тот считает меня полезным орудием? Но знал я и то, что Ангелы помогают сильным, а их помыслы следуют путями, непостижимыми обычным смертным.

Не сбежал я только по одной причине. Сделай я это – и тем самым признал бы, что совершил преступление. В то время как я поступил согласно святым законам веры – или, точнее, согласно тому, как я понимал их скудным своим разумом.

* * *