Молотов. Наше дело правое [Книга 1]

- Трое лидеров правых не могут отрицать успехов партии. Еще бы Рыков, Бухарин и Томский не признали этих элементарных фактов! Но если и после этого они заявляют, что они стоят за другой, чем у партии «метод» проведения генеральной линии, если и теперь они заявляют, что их «метод» дал бы желательные результаты «менее болезненным путем», - то разве мы не видим, что в этих декламациях лидеры правых продолжают противопоставлять не просто один конкретный метод другому конкретному методу, а в действительности противопоставлять одну политику другой политике, одну линию другой линии. Подойдите же принципиально, по-большевистски к основным проблемам политики партии и откажитесь от того, что вы наговорили полулиберального, полутроцкистского, правоуклонистского, взятого напрокат из чуждого идейного багажа. И тогда действительно разногласия будут сняты, и все мы будем работать на одной позиции⁷²⁶.

Пленум постановил: Бухарина «как застрельщика и руководителя правых уклонистов вывести из состава Политбюро». Рыков и Томский были предупреждены, что «в случае малейшей попытки с их стороны продолжить борьбу против линии и решений ИККИ и ЦК ВКП(б) партия не замедлит применить к ним соответствующие организационные меры»⁷²⁷.

Модернизатор

В 1929 году Политбюро решилось на модернизационный рывок, который вошел в историю как курс на форсированную индустриализацию и коллективизацию сельского хозяйства. Это был один из самых противоречивых эпизодов советской истории, сопровождавшийся множеством человеческих трагедий. Так уж ли нужен был этот рывок? Сторонники отрицательного ответа на этот вопрос исходят из того, что нэп был адекватной времени экономической моделью, которая уже обеспечивала модернизацию СССР, поддерживая высокие темпы роста промышленности, сельского хозяйства, внешнеэкономических связей и оборонных возможностей страны. И лишь злая воля Сталина, Молотова и их команды уничтожила эту идиллию.

Как замечают авторитетные современные историки экономики из Института российской истории РАН, «роль личности в формировании и крушении новой экономической политики значительно преувеличена. Многое происходило помимо воли политических и интеллектуальных лидеров»⁷²⁸. Нэп изначально представлял собой не какую-то стройную экономическую модель, а систему вынужденных мер, центральной из которых являлась замена продразверстки натуральным продналогом. Возникли лишь отдельные элементы рынка, что не могло позволить проявиться преимуществам рыночной экономики: свободной конкуренции, ценовому саморегулированию, наличию рынка труда, трансграничного перемещения капитала и т. д. Конкуренция была невозможна, поскольку вся крупная промышленность находилась в руках государства, была объединена в сохранившие монопольное положение тресты и синдикаты, имевшие к тому же от власти налоговые и другие привилегии. Цены не были либерализованы, правительство всегда вмешивалось в ценообразование по основной номенклатуре товаров. Рынок труда не возник из-за сохранившейся архаичной системы экономики, общинной организации деревни, отсутствия географической и социальной мобильности. А масштабные внешнеэкономические связи оставались мечтой из-за идеологического железного занавеса, хронической дефицитности советского госбюджета и торгового баланса, непризнания дореволюционных российских долгов, отсутствия доступа к мировым кредитным ресурсам. Нэп был крайне эклектичной экономической моделью, не позволявшей развиться рынку, а внутри правящей партии не было никого, кто настаивал бы на расширении рыночного начала. Споры, в том числе и со стороны правых, шли только о степени его ограничения.

Но, может быть, нэп действительно дал впечатляющий рост? К1926 году страна действительно вышла на уровень ВВП 1913 года. Но СССР рубежа 1920-1930-х годов ничем не отличался от России начала XX века: неразвитая аграрная страна, без промышленности, подавляющее большинство населения которой жило в деревне. Ее отставание от других ведущих стран росло, а доля в мировой экономике падала. По подсчетам Пола Кеннеди, индекс валового индустриального потенциала Советского Союза в 1928 году (уровень Великобритании в 1900 году принимается за 100) составлял 72, тогда как у США -533, Англии - 135, Германии - 158. Тот же индекс, пересчитанный в душевых показателях, составил в Советском Союзе 20 процентов от английского уровня начала века. Доля нашей страны в мировом промышленном производстве сократилась с 8,2 процента в 1913 году до 5,3 процента в 1928-м, тогда как доля США достигла 39,3 процента, Германии - 11,6 процента, Англии - 9,9 процента, Франции - 6 процентов⁷²⁹. В целом промышленность СССР росла быстро, что нельзя было сказать о производстве средств производства, «темпы индустриализации во второй половине 20-х годов отставали от темпов износа оборудования»⁷³⁰. А многих отраслей экономики не существовало и вовсе.