Наконец, что касается развития театра, то мы не имеем возможности проследить в подробностях того, что в общем совершенно ясно, а именно, что интерес к театральным представлениям все возрастал, они давались все чаще и становились все более роскошными. Теперь почти ни одно народное празднество, обычное или чрезвычайное, не обходилось без театральных представлений; даже в провинциальных городах и частных домах вошли в обиход спектакли нанятых актеров. Впрочем, в столице все еще не было каменного здания театра, хотя такие здания, вероятно, имелись уже в некоторых муниципальных городах. По настоянию Публия Сципиона Назики, сенат расторгнул в 599 г. [155 г.] договор, заключенный на постройку здания театра в столице. Это было вполне в духе лицемерной политики того времени; из уважения к прадедовским нравам не допустили постройки постоянного театра, но вместе с тем не препятствовали чрезвычайному росту театральных представлений и из года в год тратили громадные суммы на постройку для них театральных подмостков и декораций. Театральная техника, видимо, повышалась. Улучшение постановок и введение масок во времена Теренция без сомнения связано с тем, что с 580 г. [174 г.] расходы по устройству и содержанию сцены и сценического аппарата взяты были на счет государственной казны127
. Эпоху в истории театра составили игры, устроенные Луцием Муммием после взятия Коринфа (609) [145 г.]. Вероятно, тогда же впервые был устроен по греческому образцу театр, отвечающий требованиям акустики, со скамьями для публики, и вообще было обращено больше внимания на устройство зрелищ128. Теперь постоянно идет речь о выдаче премий, т. е. о конкуренции между отдельными произведениями, о живейшем выражении публикой одобрения или неодобрения главным актерам, о клакёрах и о кликах. Декорации и театральные механизмы были улучшены: в 655 г. [99 г.] при эдиле Гае Клавдии Пульхере появились искусно разрисованные кулисы и ясно различаемый театральный гром129, спустя двадцать лет (675) [79 г.] при эдилах братьях Луции и Марке Лукуллах введена смена декораций на сцене путем вращения кулис. Концу этой эпохи принадлежит величайший из римских актеров, вольноотпущенник Квинт Росций (умер в глубокой старости около 692 г. [62 г.]), гордость и украшение римской сцены в течение многих поколений130, друг и приятель Суллы, его любимый гость и собеседник, — мы еще вернемся к нему позднее.В повествовательной поэзии прежде всего бросается в глаза ничтожность эпоса. В VI столетии [сер. III — сер. II вв.] эпос занимал безусловно первое место в литературе, предназначавшейся для чтения; в VII столетии [сер. II — сер. I вв.] он еще имел многочисленных представителей, но ни один из них не пользовался хотя бы временным успехом. В рассматриваемую эпоху мы находим лишь несколько грубых попыток перевести Гомера и несколько продолжений летописей Энния вроде «Истрийской войны» Гостия и «Летописей (быть может) галльской войны» Авла Фурия (около 650 г.) [104 г.]; по всем признакам, эти авторы начинали свое изложение с того момента, на котором остановился Энний в своем описании истрийской войны 576—577 гг. [178—177 гг.]. В дидактической и элегической поэзии тоже нет ни одного выдающегося имени.
Единственные успехи в повествовательной поэзии этой эпохи относятся к области так называемой сатуры, которая подобно письму или брошюре допускает любую внешнюю форму и любое содержание. Поэтому для таких произведений нет видовых признаков; их индивидуальность всецело определяется индивидуальностью их автора, они стоят не только на грани между поэзией и прозой, а даже более того — во многих отношениях стоят вне настоящей литературы. Веселые поэтические послания, которые писал из лагеря под Коринфом своим друзьям один из младших членов сципионовского кружка, Спурий Муммий, брат разрушителя Коринфа, охотно читались еще через сто лет. Надо думать, на почве богатой духовной жизни лучшего римского общества появилось много шутливых поэтических произведений этого рода, не предназначавшихся для широкой публики.