Монады

Уже умудренная немалым опытом, она останавливала тощие ручонки брата, уходившие в глубину по локоть, когда они строили песчаные замки. Девочка молча и строго смотрела на него. Брат замирал с широко раскрытым ртом.

Вдали проплывали редкие пароходы. В перенасыщенном влагой воздухе силуэты кораблей были неверны. Стремительный ветер обмывал их контуры и летел сюда, достигая девочку, донося остатные шорохи тамошних невнятных разговоров, поскрипывание снастей и деревянной обшивки. Он легко шевелил волосы, холодил кожу. И улетал дальше.

Девочка оборачивалась, прослеживая его путь до синеватых силуэтов дальних расплывающихся холмов и редких строений на самой их сглаженной вершине. Ей казалось, что кто-то растворял легкую дощатую дверь белой покачивающейся фанзы, выходил ссутулившийся и долго всматривался в сторону моря. Замечал девочку. Она отворачивалась. Он снова переводил взгляд на море. Потом уходил обратно в дом.

Ветер смывал все силуэты.

Однажды девочка плыла с родителями на пароходе по какому-то из самых южных китайских морей. Сейчас уже и не припомнить, по какому. Да и не важно.

Палуба беспрерывно мелко подрагивала, как шкурка их домашнего кролика под ее осторожной рукой. Девочка улыбнулась, представив корабль эдаким огромным, мелко трясущимся кроликом. Ноги девочки тоже включались в дрожание, как бы став частью этого огромного существа, отделившись от нее самой, не могущей попасть всем остальным своим телом в навязываемый, несколько даже если и не мучительный, то уже утомительный, утомляющий ритм. Чувствовался некий непоправимый разлад. Ну, не совсем непоправимый. Не до конца.

Корабль же, скорее всего, схватываемый кем-то там неведомым в глубине, содрогался в ужасе, не имея возможности бежать куда-либо в иные благостные пространства. Он замирал и снова принимался вздрагивать даже в некоем уже и блаженстве.

Помнится, в одном фильме я видел, как тощий, словно выточенный из плотного черного дерева, удлиненный африканец стремительно подныривал под огромного и ужасающего крокодила. Через некоторое время страшная туша всплывала на поверхность и замирала. Глаза крокодила застывали в блаженстве. На них накатывалась маслянистая слеза. Его вытаскивали наружу, не способного к малейшему сопротивлению или даже осознанию происходящего. Вот оно – одолевающее нас блаженство! Нирвана! Измененное состояние сознания! Его связывали и уносили прочь. Он приходил в себя и начинал извиваться всем своим мощным телом от головы до крупнопупырчатого хвоста. Да куда там!

Вот тебе и нирвана!

Наконец девочке удалось полностью слиться, попасть всем телом в резонанс дрожания металлического существа. Она не могла остановиться. Черты ее лица как будто спутались и перемешались. Трудно сказать, могла ли она, в ее ли силах уже было остановиться, ощутить себя отдельной от этого всеобщего содрогания.

Да, уже не могла.

Мать обняла ее сзади, прижалась к ней своим крупным телом, не поддающимся общему неведомому смятению.

Девочка расслабилась и почувствовала, как целая стая щекочущих мурашек, будто сдернутых с нее, как маслянистая пленка, разом бросилась прочь. В небо? В воду ли? Как те памятные бесы. Хотя какие бесы? Зачем такое уж преувеличение. Просто – слабость и мелкое передергивание всей кожи.

Девочка перевешивалась через борт и рассматривала прозрачную, по замечанию отца, как водка, воду. Она видела мелких проскальзывающих акул. Отсюда они были нестрашны.

Что-то плоское, бледное, как огромное смутное лицо, мелькнуло внизу и исчезло под днищем корабля. Манта – догадалась девочка. Она знала их по картинкам во всякого рода естественно-научных книгах. Видела небольших в небольших же аквариумах. Но эта была ни с чем несоразмерной величины. Девочка перебежала на другой борт и наблюдала, как гигантское существо медленно парило на прозрачной глубине, словно демонстрировало себя. Любовалось собой.

Девочке это понравилось. Она даже подумала, что, случись ей быть мантой, она вела себя подобным же образом. Девочка знала о теории метапсихоза, беспрерывного возвращения, переселения душ, повторных рождений в телах и образах всевозможных существ, насекомых и даже растений. Ее это не пугало.

Хоть вид манты и был несколько устрашающ, но девочка точно знала, что не она является тем самым сокрытым подводным ужасом. При всей как бы своей монструозной внешности это гигантское существо смиренно питалось планктоном. «Так же, как я кашей», – улыбнулась про себя девочка.

Кстати, как-то под вечер на море мать позвала ее из воды. Девочка нехотя встала и поплелась к кромке моря. Ее что-то словно удерживало.

– Скорее, скорее, – торопила ее мать. – Смотри.