Монады

Кондитерская размещалась как раз на территории иностранных концессий, где и жили те самые Кислинги – эмигранты из Германии, – так чудно перемешавшись в сих пределах с бежавшими немецкими же евреями. Последние спокойно обитали здесь бок о бок с яростными поклонниками фашистской революции у себя на далекой родине. Чего только не бывает во всяком моменте этой жизни в каждой точке нашей планеты?! Вот тут, к примеру, случилось такое.

Сестры девочки одно время даже посещали местную немецкую школу, украшенную бюстом неистового фюрера и флагом со свастикой. Такую же свастику сестры носили и на наручной повязке. Обменивались в школе по утрам печально известным вскидыванием правой руки на уровень плеча. Но вряд ли они осознавали одиозный смысл всего этого антуража. Да и, как я уже сказал, длилось это совсем недолго.

На базаре жарились разные разности, вроде кузнечиков, цикад, муравьев, червей, жуков, тараканов, бабочек, стрекоз и прочих насекомообразных существ. Летучие отлавливались длинными удочками, обмазанными на кончике дегтем, куда и прилипали эти хрупкие перелетные твари. Мать иногда нанимала ловких умельцев для отлова невидимых цикад в их саду, которые летними ночами разражались единым, безумным, почти бычачьим металлическим ревом. Это было непереносимо.

На время все затихало. Ненадолго.

В качестве дополнительного гонорара удачливым охотникам доставался и сам мерзостный (на взгляд матери) улов, поставляемый затем на упомянутый базар. В общем, всем польза и прямая выгода.

Там же, среди многочисленных лавчонок и магазинчиков на Та Ку Роуд, девочка увидела как-то на одном из прилавков крохотных, ярко раскрашенных фарфоровых куколок. Обаяние их было неодолимо. Зажав самую маленькую из них в потной ладошке, опустив голову и потупив взгляд, влекомая неодолимой страстью, она тихо и незаметно вышла из помещения. Скорее всего, даже наверняка, и владелец магазина, и нянька, тайком, с ласковой улыбкой оплатившая ущерб, все видели, но не подали виду. Позднее девочке было неимоверно стыдно за этот проступок. Но дитя ведь! Ан нет – с таких вот мелочей все и начинается. Хотя, конечно, конечно, это осталось единственным случаем столь неадекватного поведения на протяжении всей ее достойной и достаточно долгой жизни.

И забудем об этом.

Местные жители любили приглашать девочку в свои дома и заманивали приветственными жестами в магазины из-за золотистой окраски ее волос, которая, считалось, приносит счастье. Да и на улице любой старался коснуться ее или потрепать по голове. Она это смиренно сносила.

В одном из таких магазинов девочка при попустительстве няньки и тайком от матери покупала маленькие пластиковые шарики. На улице незаметным движением руки она подкидывала их под ноги ничего не подозревавшим прохожим. Эффект был неизменным. Шарики с шумным хлопком рвались, вызывая немалое смятение. Девочка же с невозмутимым видом будто бы безразлично рассматривала витрины магазинов. Нянька только качала головой.

Когда однажды девочка принесла шарики в школу, их немедленно конфисковали. Они назывались вишневыми бомбами и были запрещены. Девочка оказалась правонарушительницей. Учительница выговаривала матери, а та, в свою очередь, покорно склонившей голову девочке. Все обошлось.

В сопровождении едва поспевавшей за ней няньки она неслась в сторону звуков еле слышно дребезжащей струны и слабого надтреснутого голоса. Это пел слепой бродячий сказитель.

Он сидел, подогнув под себя ноги, на небольшом очищенном и как бы высветленном пространстве потертого коврика. Вокруг шумела толпа. Во все стороны сновали покупатели, зеваки, продавцы сомнительных товаров и услуг. На своих законных местах восседали всевозможные оракулы, гадатели, френологи, некроманты и просто шарлатаны. Предсказатели перебирали тоненькие бамбуковые пластинки с какими-то затейливыми иероглифами и цифрами на них. Выпускали из клетки маленьких цветастых птичек, которые проворно хватали одну из пластинок и уносили к себе в крохотную клетку. Предсказатель отбирал ее, затворял хлипкую дверцу клетки и, склонившись, надолго замирал, беззвучно шевеля бледными губами.

Один из них поглаживал отполированный панцирь смиренной черепахи, сморщенная и потусторонняя высунувшаяся голова которой ритмично покачивалась из стороны в сторону.

Некоторые из подобных же морщинистых и высохших почти до костей, вроде той самой черепахи, оракулов были слепы. Они вздымали вверх головы, словно взирая на небеса неким укрытым пронзительным взглядом, вызнавая у них будущее своих редких клиентов. Их крупные, мелко подергивающиеся глазные яблоки выпирали наружу из-под тонких и шершавых на вид, как наждачная бумага, век. Рядом с ними, как правило, находились маленькие мальчики, внимательные и настороженные, наподобие охотничьих собак, следившие за происходившим вокруг, откликавшиеся на редкие вопросы хозяина и стремительно выхватывающие нечастые подношения из рук благодарных клиентов.

В общем, зрелище незамысловатое, но и столь же неотменяемое во всех подобных местах по всему свету.