Монах

Наконец они достигли просторной пещеры, свод которой терялся в неизмеримой высоте. Абсолютная тьма царила в этом пространстве; сырые испарения пронзили монаха ознобом до костей, а завывание ветра под пустынными сводами навеяло на него печаль.

Здесь Матильда остановилась и повернулась к Амброзио. Он был бледен, даже губы побелели от тревоги. Сердитым и презрительным взглядом она оценила его малодушие, но ничего не сказала. Поставив лампу на пол рядом с корзинкой, она жестом велела Амброзио молчать и приступила к таинственному ритуалу. Она очертила два круга – вокруг себя и монаха. Затем, достав из корзинки маленький сосуд, плеснула из него немного какой-то жидкости на пол перед собою, склонилась и пробормотала несколько непонятных фраз; тотчас же на полу вспыхнуло бледное сернистое пламя.

Оно стало постепенно разгораться, и наконец волны его захлестнули все пространство, за исключением кругов, где стояли Матильда и монах. Затем пламя поползло вверх по громадным колоннам из неотесанного камня, скользнуло по потолку, и пещера преобразилась в неоглядный чертог, залитый дрожащим голубым огнем. От него не исходил жар, наоборот, казалось, и без того стылый воздух становился все холоднее. Матильда продолжала творить заклинания; время от времени она вынимала из корзинки различные предметы. Назначение и название большинства из них были неизвестны монаху; но он различил три человеческих пальца, а также овальную восковую пластинку с изображением агнца божьего, которую она разломала на куски. Все это девушка бросила в бушующее пламя, и предметы мгновенно сгорели.

Монах следил за ее манипуляциями с опасливым любопытством. Внезапно она издала громкий, пронзительный вопль и, словно в припадке безумия, принялась рвать на себе волосы, бить себя в грудь, дергаться и извиваться, а потом, сорвав с пояса кинжал, вонзила его в свою левую руку. Кровь брызнула фонтаном; стоя на самом краю круга, она вытянула руку, чтобы капли стекали наружу. Пламя отступило от того места, куда попала кровь. С земли, пропитавшейся кровью, стали медленно всплывать и подниматься к сводам темные облачка. Одновременно послышался раскат грома, подземный лабиринт отозвался устрашающим эхом, и земля сотряслась под ногами чародейки.

Вот теперь Амброзио пожалел о своей храбрости. Торжественная процедура заклятия подготовила его к делам странным и ужасным. Чей приход могли возвещать гром и сотрясение земли? С диким видом стал он озираться по сторонам, ожидая узреть нечто столь мерзкое, что сведет его с ума. Ледяной озноб пронзил его, и, не в силах устоять, он опустился на одно колено.

– Он идет! – радостно воскликнула Матильда.

Как же удивился Амброзио, когда после того, как утихли отголоски грома, воздух пещеры наполнился свежим, пряным ароматом и зазвучала дивная мелодия! Облака растаяли, и он узрел фигуру такой красоты, какую не изобразил бы и самый талантливый художник. Это был обнаженный юноша, на вид не более восемнадцати лет, чьи лицо и тело отличались несравненным совершенством. На лбу у него искрилась звезда, за плечами простерлись два алых крыла, а шелковистые локоны придерживал венец из многоцветных огоньков, которые, переливаясь, складывались в разнообразные узоры и сверкали гораздо ярче земных самоцветов. На его запястьях и лодыжках были алмазные браслеты, а в правой руке он держал серебряную ветвь мирта. От него исходило ослепительное сияние, его окружали подсвеченные розовым облачка. Амброзио был очарован зрелищем, столь непохожим на то, чего он ожидал; однако, как ни прекрасен был дух, монах заметил дикий блеск в его глазах и печать таинственной печали на лице – это был падший ангел, и смотреть на него без тайного страха было невозможно.

Музыка стихла. Матильда обратилась к духу и получила ответ. Язык, на котором они говорили, был монаху незнаком. Она, по-видимому, чего-то требовала, а дух не хотел повиноваться. Он бросал на Амброзио сердитые взгляды, от которых у монаха замирало сердце.

Матильда разгневалась; она говорила громко и властно и, судя по жестам, грозила духу какими-то карами. Это дало желаемый результат. Дух опустился на одно колено и с покорным видом протянул девушке миртовую ветвь. Как только она взяла ветвь, вновь послышалась музыка; густое облако скрыло духа, голубое пламя угасло, и тьма воцарилась в пещере. Аббат застыл на месте, словно скованный радостью, тревогой и удивлением. Наконец тьма отступила, и он увидел стоящую рядом Матильду в рясе, с миртом в руке. От заклинания не осталось ни следа, своды освещали теперь только слабые лучи могильной лампады.